— Но можно… можно мне хоть взглянуть на него?
Один из заместителей, тронутый страданием, написанным на ее лице, хотел было что-то сказать, но сдержался.
— К сожалению, нет, — ответил де ла Фуенте.
— Можно я напишу ему несколько слов? — произнесла она сдавленным голосом.
— Стоит ли вам писать покойнику? — Он посмотрел на часы. — Ему осталось жить меньше часа.
— Но ведь он подал апелляцию. Разве она не будет рассмотрена судейской коллегией?
— Они проголосовали против. Мне сообщили об их решении пятнадцать минут назад. Миро отказано в обжаловании приговора. Казнь состоится. А теперь, с вашего позволения…
Он поднялся, все встали. Обведя глазами комнату, Миган посмотрела на холодные беспощадные лица и содрогнулась.
— Да простит вас Господь, — сказала она.
Они молча смотрели, как она поспешно вышла из комнаты.
За десять минут до полудня дверь камеры Хайме Миро открылась, и в нее вошли начальник тюрьмы Гомес де ла Фуенте в сопровождении двух своих помощников Молинаса, Арранго и врача Мигель Анунсьон. В коридоре стояли четыре вооруженных охранника.
— Пора, — сказал начальник тюрьмы.
Хайме поднялся со своей койки. Он был в наручниках, его ноги были закованы в кандалы.
— Я надеялся, вы задержитесь.
Он держался с таким достоинством, что де ла Фуенте невольно восхищался им.
«В другое время и при других обстоятельствах мы могли бы стать друзьями», — подумал он.
Тяжело переставляя закованные в кандалы ноги, Хайме вышел в пустынный коридор. По обе стороны от него встали охранники и Молинас с Арранго.
— Меня ждет гаррота? — спросил Хайме.
Начальник тюрьмы кивнул.
— Гаррота.
Невероятно мучительная, бесчеловечно жестокая смерть. Хорошо, что казнь состоится в изолированном помещении, а не на виду у людей и прессы. Процессия двинулась по коридору. Было слышно, как на улице толпа скандировала: «Хайме!.. Хайме!.. Хайме!..» Тысячный хор голосов звучал все громче и громче.
— Они взывают к тебе, — сказал Педрос Арранго.
— Нет. Они взывают к себе. Они взывают к свободе. Завтра появится другое имя. Пусть я умру, но неизбежно придет кто-то другой.
Миновав две автоматические системы безопасности, они подошли к расположенному в конце коридора небольшому помещению с зеленой железной дверью. Из-за угла появился священник в черной сутане.
— Слава Богу, успел. Я пришел совершить последний обряд.
Когда он направился к Миро, два охранника преградили ему путь.
— Простите, отец, — сказал начальник тюрьмы. — Никому не разрешается приближаться к нему.
— Но я…
— Если вы хотите отпустить ему грехи, вам придется сделать это через закрытую дверь. Отойдите, пожалуйста.
Один из охранников открыл зеленую дверь. Внутри, возле привинченного к полу стула с толстыми ремнями для рук, стоял человек огромного роста, с лицом, наполовину скрытым под маской. В руках он держал гарроту.
Начальник тюрьмы кивнул Молинасу, Арранго, врачу, и они зашли в комнату вслед за Хайме. Охранники остались в коридоре. Зеленую дверь закрыли на засовы.
Молинас и Арранго подвели Хайме к стулу. Они сняли с него наручники и пристегнули его к сиденью, затянув на его руках толстые ремни. Доктор Анунсьон и начальник тюрьмы де ла Фуенте наблюдали за этим. Сквозь запертую тяжелую дверь было едва слышно монотонное бормотание священника. Посмотрев на Хайме, де ла Фуенте пожал плечами.
— Это не столь важно. Бог все равно поймет, что он говорит.
Сзади к Хайме подошел великан с гарротой в руках.
— Хотите, чтобы вам закрыли лицо? — спросил Гомес де ла Фуенте.
— Нет.
Взглянув на великана, начальник тюрьмы кивнул. Подняв гарроту, палач наклонился над Хайме.
Стоявшим за дверью охранникам были слышны крики толпы на улице.
— Знаешь, — тихо сказал один из них, — я бы очень хотел сейчас быть там на улице с ними.
Через пять минут зеленая дверь открылась.
— Принесите мешок для тела, — сказал доктор Анунсьон.
В соответствии с инструкцией тело Хайме Миро было тайно вынесено с черного хода тюрьмы. Мешок бросили в кузов ничем не приметного фургона. Но как только он выехал за территорию тюрьмы, толпа, словно притягиваемая каким-то волшебным магнитом, подалась вперед.
— Хайме!.. Хайме!..
Но крики стали уже приглушеннее. Мужчины и женщины плакали, а их дети с удивлением смотрели, не понимая, что происходит. Проехав сквозь толпу, фургон наконец выехал на шоссе.
— Боже мой, — проговорил шофер. — Просто какое-то наваждение. В этом парне, должно быть, что-то было.
— М-да. И тысячи людей это тоже понимали.
В два часа пополудни того же дня начальник тюрьмы Гомес де ла Фуенте и два его помощника Хуанито Молинас и Педрос Арранго вошли в кабинет премьер-министра Мартинеса.
— Хочу поздравить вас, — сказал премьер-министр. — Казнь прошла удачно.
— Господин премьер-министр, мы пришли не для того, чтобы принимать ваши поздравления, — сказал начальник тюрьмы. — Мы подаем в отставку. Мартинес в изумлении уставился на них.
— Я… Я не понимаю. В чем?…
— Это вопрос гуманности, ваше превосходительство. Мы только что смотрели, как умирал человек. Возможно, он и заслужил смерть. Но не такую. Это… это бесчеловечно. Я больше не хочу принимать в этом участие. И мои коллеги испытывают те же чувства.
— Может, вам стоит еще подумать? Ваши пенсии…
— Мы должны считаться с нашей совестью.
Начальник тюрьмы де ла Фуенте протянул премьер-министру три листка бумаги.
— Вот наши заявления об отставке.
Поздно вечером того же дня фургон пересек французскую границу и направился к деревушке Бидаш неподалеку от Байонны. Он остановился возле опрятного деревенского домика.
— Приехали. Давай выгружать тело, пока оно не начало смердеть.
Дверь открыла женщина лет пятидесяти.
— Привезли?
— Да, мадам. Куда вам это… его положить?
— В гостиную, пожалуйста.
— Хорошо, мадам. Я бы не стал долго тянуть с захоронением. Понимаете, о чем я?
Она смотрела, как двое мужчин внесли мешок и положили на пол.
— Спасибо.
— Не за что.
Она немного постояла, глядя на отъезжавший фургон.
Из соседней комнаты вышла еще одна женщина. Подбежав к мешку, она торопливо расстегнула его.
