холодное, но большое, достаточно освещенное. Время близилось к полуночи, когда все собрались у репродуктора, чтобы прослушать поздравление Советского правительства народу и Красной Армии с наступающим 1942 годом.
Бьют куранты. Звучит «Интернационал». Друзья поздравляют друг друга с Новым годом. А в мыслях: 'Что-то он сулит каждому?..' Но как все же бесконечно радостно после долгих странствий по белу свету оказаться у себя на Родине!
Георгию не спится. Прикрутив радио, слушает концерт. 'Чуют пра-а-вду…', — звучит могучий бас Максима Дормидонтовича Михайлова.
Концерт вдруг прервался. Диктор затаенно-торжествующим голосом стал читать экстренное сообщение Сов-информбюро. Георгий вскочил с табуретки, прислонился ухом к репродуктору, жадно вслушиваясь в каждое слово. Увидел, как зашевелился бортинженер Лысенко, приподнял на него удивленные глаза:
— Что? Где? Георгий Павлович…
Мог ли Георгий сдержать в себе радость?
— Товарищи! Братишечки! Наши войска освободили Калугу, родину Циолковского! Ур-ра, братва, ур- ра!
Будто выстрелил над ухом каждого. Все повскакали с коек, стали обнимать друг друга, кружить, колотить по плечам.
В первой декаде января сорок второго года в Заполярье свирепствовала вьюга. А когда утихла, воздух заискрился на тридцатиградусном морозе. Сборка самолетов осложнилась еще и тем, что приспособления и запасные части оказались на других транспортах, ушедших в Архангельск. Пришлось побираться, упрашивать местные мастерские изготовить опоры для стыковки плоскостей. И вообще, сборка крыльев на морозе оказалась адским делом. Каждую из консолей нужно было присоединить к центроплану тремястами болтов, затянув каждый из них тарированным ключом и законтрив. А сделать это в рукавицах не было никакой возможности. Так что случалось, и нередко, пальцы липли к болтам, оставляя на металле кожу.
Обнаружилась серьезная неприятность: под действием морской воды, не раз хлеставшей через палубу, на одном из самолетов подвергся разрушительной коррозии обод колеса шасси. Попробовали ковырнуть его отверткой и продырявили насквозь в нескольких местах. Пришлось запросить запасное колесо из Архангельска.
Назначенный было старшим по прибытии сюда летчик майор Романов тут же экстренно улетел в Москву. Руководство группой было поручено майору Молчанову.
Как ни трудно было собирать на лютом холоде мало знакомую им еще заморскую технику, все же в первых числах февраля оба самолета были полностью готовы, моторы опробованы, все системы проверены. Хотя на одном из самолетов все еще не было колеса, прибытие которого из Архангельска задерживалось, Молчанов распорядился облетать для окончательной проверки оба самолета. И чтобы это выполнить, летчик капитан Диденко сперва слетал на том самолете, на котором оба колеса шасси были исправны, а затем, когда с этой машины колесо было переставлено на вторую, смог успешно облетать и эту машину.
'Скоро полтора месяца, как мы на Родине, — записал Георгий в дневнике, — а всего и сделали, что собрали и облетали два самолета. Теперь все, что могла сделать группа, сделано. Остается ждать приезда из Москвы Романова и запасного колеса'.
В тревогах, в скверном настроении прошли еще две недели. И вот словно луч солнца прорвал тучи: 28 февраля прибыл майор Романов; вместе с ним «прикатилось» и долгожданное колесо.
Романов привез всем письма от родных и близких. Молчанов получил сразу три письма. Вот было радости!..
Какую зарядку дали эти письма, сколько влили энергии, бодрости, веселья!
Романов о многом рассказал, и самое главное было то, что о них в дальней авиации не забыли, что ждут их, ждут вместе с самолетами.
И вот пятое марта. Разрешение на вылет в Москву есть. Бортинженер Лысенко доложил:
— Самолет к вылету готов.
Короткий разбег, и укатанная снежная полоса начинает проседать под ними. Небо морозное, ясное. Солнце, по-весеннему настырное, разогрело кабину. В меховой робе жарко. Романов то и дело напоминает:
— Всем смотреть в оба за воздухом. Не подкачать! Штурману хочется приподняться повыше, просмотреть впереди местность, сличить ее с картой. Нет, только бреющим надо лететь, крадучись, над лесом. Местность убегает под самолет, чуть успев показаться. Иногда хмурь леса сменяет белизна заснеженных озер. Все на самолете исправно, настроение у экипажа приподнятое.
Бреющий полет требует неослабного внимания, и не только от летчика. Всем жарко. Романову особенно. По мере приближения к Москве все чаще нужно менять курс — обходить города, промышленные районы. Ведь самолет их никто еще на земле не знает: мало ли что может быть! Могут принять и за немцев.
Наконец-то! Аэродром, такой знакомый, родной аэродром впереди. С прямой на посадку! Полоса приглашает, свободна. Быстро гаснет скорость, стихает гул. Провисшие колеса бесшумно касаются уплотненного снежного покрова. Все. Теперь дома!
И уже через три часа командующий ВВС благодарит их за успешное выполнение правительственной командировки.
Сорок второй год, апрель. На предстартовой линии одного из подмосковных аэродромов три самолета Б-25. Подальше от них в хмуром одиночестве По-2.
Перед самолетами личный состав дальнебомбардировочного полка. Разбор полетов производит майор Романов. Молчанов узнал его издали: высокий, стройный, в руке развернутый планшет, чуть сдвинут на затылок летный шлем. Рядом с Романовым коренастый, среднего роста полковник. Планшет свисает почти к колену. 'Это и есть комдив Титов', — догадывается Георгий. Выждав удобный момент, он докладывает, что явился в его распоряжение на должность штурмана дивизии.
Титов, крепко сжав его руку, отвел в сторону:
— Где ты, чертушка, пропадаешь? Давно тебя жду!
— Товарищ комдив, разрешите…
— Ну что ты хочешь доложить? — улыбается Титов.
— Причину задержки.
— Докладывай. Нет, погоди. Не время, потом. Давай лучше посмотрим на этих орлов, как они будут вылетать самостоятельно на американском.
Комдив не отрывает глаз от рулящих и взлетающих самолетов, от него не ускользает ни одно движение. А штурмана все эти тонкости освоения летных навыков на взлете и посадке мало интересуют. Куда интересней для него сам Титов. Стоя поодаль, Георгий наблюдает за ним. Но комдив и это видит:
— Да что ты все таращишь на меня глаза? Смотри, как молодцы наши взлетают!
Вечереет.
— Штурман, айда к По-2, - кричит Титов. — Полетим с тобой в штаб дивизии.
На этом самолете все по старинке: при запуске нужно крутить руками винт.
— Контакт?! — кричит Молчанов, дернув за лопасть.
— Есть контакт! — отвечает из кабины Титов. Кашлянув, мотор затарахтел. Прямо как стояли носом в поле, так и взлетели. Лихо развернувшись на курс, Федор Васильевич сбавил обороты, повернув голову, спросил:
— Управлять умеешь?..
— Могу, — кивнул Георгий.
— Бери!
Кругом все так знакомо, все так близко. Молчанову кажется, и. вслепую мог бы довести самолет до аэродрома. Он выдерживает режим полета старательно, как учили друзья-летчики: хочется, чтобы командир был доволен.
Все же рука устала с непривычки. Но вот и аэродром слева. Георгий начинает плавно разворачиваться, чтобы зайти 'по коробочке'. И чувствует, Титов взял управление. Сбавив газ, кричит:
