— Я был там ночью, — сдержанно отозвался я. — Часа через два после того, как его убили. Менты рассказали мне подробности.
Он не спросил меня, что я там делал. Он был слишком озабочен своими мыслями и переживаниями.
— Черт! Кто мог это сделать?! — воскликнул он с раздражением, опять устремляясь вдоль кабинета и обратно. — Кому это понадобилось?
— Да кому угодно, — я пожал плечами. — Мы же знаем, какой у него был бизнес: одни проблемы. Вчера я сам видел, как он ссорился с Бабаем. Там еще Пономарь за него заступался...
— Пономарь? — перебивая меня, переспросил Виктор. — А о чем они спорили?
— Нам-то, собственно, какая разница? — вмешался Храповицкий. — Скажи лучше Ленке, пусть рюмку коньяку принесет. Иначе я не встану.
— А про звонок слышал? — опять повернулся ко мне Виктор, игнорируя просьбу Храповицкого.
— Какой звонок?
— Савицкий говорит, что кто-то позвонил в милицию и сообщил, что у этого Владика в джипе спрятаны наркотики. Приехали из ОМОНа, дождались его и обшмонали его машины. Ничего не нашли.
— Это, может быть, и не связано одно с другим, — заметил я, подумав. — Кто-то мог пошутить по пьянке.
— Нет, не скажи! — горячо возразил Виктор. — Тут что-то не то!
— Лена, да принеси же коньяку! — взорвался Храповицкий, ударяя рукой по селектору. — Сколько можно просить?! Сдохнешь тут, на рабочем месте, и никто пальцем не пошевелит.
Через минуту Лена вплыла в кабинет с большой рюмкой коньяку на подносе и дольками лимона на блюдце. Храповицкий выпил коньяк, а лимон брезгливо отодвинул в сторону.
— Ненавижу лимоны, — с отвращением пробормотал он.
— А мне все-таки кажется, что этот звонок неспроста, — твердил свое Виктор.
— Слушай, чего это тебя так волнует? — удивленно уставился на него Храповицкий. Он начал приходить в себя. — Ну, убили и убили. Жалко, конечно, мальчишку. Ефима тоже по-своему жалко. Он хоть и мерзавец законченный, но сына потерять врагу не пожелаешь. Только мы-то тут при чем?
— Да у меня там, — начал было Виктор, но смешался. — Короче, в его фирме мои хорошие знакомые деньги держали.
— Да ну? — поразился Храповицкий. — Есть же еще на свете болваны. Почему они только на мою долю не достаются? Лучше бы мне свои бабки отдали. Я бы их честно пропил с Ваней. Так сказать, в дело бы пустил.
— Датам гарантии были... — промямлил Виктор. Было заметно, что эта тема для него неприятна.
— Какие могут быть гарантии в таких пирамидах? — возразил Храповицкий. — Они же создаются под «кидняк». Передай своим знакомым, что я им не сочувствую. Я вообще дуракам не сочувствую.
Виктор кинул на него быстрый взгляд, закусил губы, но ничего не ответил.
— Ладно, Бог с ним, — решил Храповицкий, поднимаясь. — Пора Ваню Вихрова проведать. А то жив он, нет, мы даже и не знаем. Ты поедешь? — спросил он Виктора.
— Да нет, наверное, — откликнулся Виктор рассеянно. — У меня тут дел невпроворот.
— Что, и провожать его не будешь? — поднял брови Храповицкий. — Все таки он наш гость!
— Ты там извинись за меня, — виновато пробормотал Виктор. — Мне, честное слово, кое-что надо закончить. Очень важно.
— Что может быть еще важного, когда у нас в гостях сам Ваня Вихров?! — искренне возмутился Храповицкий. — Ну, поступай как знаешь. Придется мне бабника с собой брать.
Он взглянул на меня исподлобья.
— Чего ты так скривился? — ядовито бросил он мне. — Поведай товарищам, как ты у этого несчастного Владика телку увел.
И прежде чем я успел ответить, он повернулся к Виктору.
— Представляешь, что вчера вытворил наш моралист? Трахнул девушку бедного парня. Да еще и набил ему морду. Очень гостеприимно. Как говорится, заходите к нам на огонек.
Обида все еще жгла его.
— Я ее не трахал, — вяло возразил я. — Я отвез ее из гостиницы домой. Там уже была милиция. Они могут подтвердить.
— Ага, — недоверчиво хмыкнул Храповицкий. — Рассказывай. Небось в машине и оприходовал.
Я пожал плечами. Что толку было с ним спорить? Да и какое это имело значение?
5
Всю дорогу к гостинице Храповицкий болтал по телефону со своим гаремом. Учитывая, что все диалоги были совершенно однотипными — начинались с вопроса «Что делаешь?» и заканчивались обещаниями позвонить позже, — он вполне мог бы оборудовать машину специальной связью и проводить со своими женщинами селекторные совещания. Это избавило бы его от необходимости по три раза повторять одно и то же.
В перерывах он отворачивался к окну и, откидывая голову на сиденье, морщился и постанывал. Мне казалось, что он настраивается на серьезный и неприятный разговор со мной, который он откладывает ввиду более важных дел. Меня подмывало попросить его не тратить сил на воспитательную работу, поскольку я все равно уже все решил. Но объявить ему об этом я хотел после визита к Вихрову, чтобы уж покончить со всем разом.
На этот раз конторка администраторши пустовала. Ее самой нигде не было видно, так что не представлялось возможным узнать о том, проснулся ли наш московский гость или все еще пребывает в объятиях дам и Морфея. Мы поднялись на второй этаж. Ключ торчал с наружной стороны, голосов из номера не доносилось. Храповицкий постучал в дверь, ответа не последовало. Стараясь не производить лишнего шума, мы вошли.
В спальне стоял удушливый запах перегара. Вихров спал с краю, на боку, высунув из-под одеяла короткую волосатую ногу, и похрапывал. Рот его был приоткрыт, губы безвольно висели. В середине, тоже на боку, повернувшись к нему спиной, спала Ольга. Зато с другого края широкой кровати, разбросавшись и сбив вниз одеяло, лежала вчерашняя администраторша. Ее достойная кисти Ренуара и восхищения Виктора фигура была почти полностью открыта. Лицо спящей выражало умиротворение и полную гармонию с мирозданием.
Мы с Храповицким переглянулись, потрясенные.
— Упади! — шепотом ахнул Храповицкий. И прибавил, все еще под впечатлением: — В рот меня не целовать!
Я нисколько не сомневался, что если бы он утром, с похмелья обнаружил себя в постели с двумя толстухами, он бы тут же умер от антиэстетическаго шока. Взяв себя в руки, он принял почти официальный вид и деликатно кашлянул.
Ольга рывком вскинула голову.
— Ой, мальчишки! — обрадовалась она. — Вы уже здесь? Ныряйте к нам! Вместе веселее.
Она подмигнула. У Храповицкого опять пропал дар речи. Он беспомощно посмотрел на меня.
— В другой раз, — пообещал я. — У нас сегодня неприемный день.
Администраторша открыла глаза, взвизгнула и в ужасе уставилась на нас. Потом зажмурилась, заметалась по кровати, подхватила одеяло и накрылась им с головой, издав приглушенный стон и оставив на наше обозрение лишь пухлый бок и бедро. Вихров заворчал и завозился.
— Что такое? — забормотал он спросонья. — Это кто? Это вы? Что, уже вставать? Который час?
— Половина двенадцатого, — ответил Храповицкий.
— Мать его за уши! — выругался Вихров. — Это сколько же по московскому времени получается? Часов восемь? Меньше? Блин! Ну ничего не соображаю! Можно, я еще часок подрыхну?
— Ой, мне же домой надо! — всполошилась Ольга. — Меня сестра убьет! Я ее с ребенком оставила, а
