нам всякая шняга достается. Чего они только в вас находят?
— То, что не находят в вас.
— Хочешь сказать, платим мало? — почесал затылок Плохиш. — Может, и правда мало. Да где взять- то? Косяк будешь?
Я поблагодарил и отказался.
— Короче, дело такое, — начал он. — Пономарь с Виктором сунулись в Нижне-Уральск. Ну, ты уже понял. Ильича при этом не спросили. Храповицкого тоже.
Я кивком подтвердил свою догадливость.
— Меня, между прочим, в долю не позвали, — обиженно продолжал он, надувая свои пухлые щеки.
— Может быть, думали, что у тебя просто нет таких денег? — предположил я.
— А при чем тут деньги? — возмутился Плохиш. — Не все, кстати, деньгами меряется!
— С каких это пор ты об этом задумался? — поинтересовался я.
— Да я всегда это говорил! — заявил Плохиш убежденно. — А дружба, по-твоему, ничего не стоит? Значит, на «стрелках» шкурой рисковать должен я. А бабки достанутся Виктору с Пономарем. Ты считаешь, это справедливо?
Учитывая сравнительно невысокую стоимость шкуры Плохиша, я считал, что это справедливо. Но свое мнение высказывать не стал. В конце концов, как гражданин свободной страны, он имел право на собственное суждение.
— Война будет, — сообщил Плохиш обреченно. Его маленькие глазки забегали. — Точно говорю. Пономарь полез на рожон. Ильич это так не оставит. А я не хочу, чтобы меня пристрелили из-за Виктора. Он-то свалит куда-нибудь годика на три. У него бабок — море. А я, значит, должен валяться на улице с пулей в башке? Как собака? — В голосе Плохиша зазвучала жалость к себе. Он не хотел валяться как собака. Он хотел валяться как человек. И без пули в башке.
— Ты достоин лучшей участи, — попытался утешить его я.
— Тебе легко смеяться! — огрызнулся он.
— Что ты предлагаешь?
Он бросил на меня косой настороженный взгляд и заерзал.
— У тебя как сейчас с Храповицким? Нормально?
— Не знаю, что ты имеешь в виду, но живем мы порознь.
— Хватит острить, я серьезно. Скажи ему, я решу вопрос с Виктором. Ты понял, как? У них же все равно проблемы между собой. Виктор на Храповицкого зубы точит, я точно знаю. А если Виктора убрать, то все решается само собой. И Храповицкий еще получает его долю. Только это дорого стоит. Мне же нужно будет потом уехать. Меньше, чем на три миллиона, я не согласен. И еще людям заплатить. Тысяч пятьсот. Для Храповицкого это копейки. Он в десять раз больше получит. Согласен?
— С тем, что Храповицкий больше получит? — уточнил я.
— Да это и так понятно, — нетерпеливо поморщился Плохиш. — С тем, что я нормальный вариант предлагаю. Поговоришь с ним?
— А почему бы тебе не поговорить самому? — поинтересовался я. — Зачем в таких вопросах посредник?
— У нас не те отношения, — ответил Плохиш. — Он мне не доверяет. А вы с ним друзья. Это все знают. Учти, если он этого не сделает, Виктор сам его закажет. А может, уже заказал.
— А я и не знала, что ты общаешься с бандитами, — сказала Наташа, когда я вернулся.
— Он вообще-то интеллигентный человек, — ответил я. — Физик-теоретик. Просто сегодня ночевал в лаборатории, не выспался и выглядит неважно.
— Рассказывай, — засмеялась она. — Я бандитов за километр вижу. Между прочим, я к ним совсем неплохо отношусь. Лучше, чем к чиновникам. — Она состроила презрительную гримасу. — Не люблю, когда врут. Вообще плохо переношу фальшь. Бандиты, по крайней мере, открыто нарушают закон. И не рассказывают тебе тошнотворных историй о том, как они бескорыстно служат народу. — В ее словах мне послышался отголосок семейных обид.
— За что ты его так не любишь? — спросил я, не называя Кулакова по имени.
Она пожала плечами и откинула волосы.
— Я отца своего люблю, — ответила она просто. — Понимаю, что не вправе вмешиваться в жизнь родителей, и все такое. Но мне жаль, что у них с мамой не сложилось. По его, конечно, вине. Она тоже когда-то его очень любила. Он преподавал в университете. Пил. Изменял ей со студентками. Они ведь никогда не были женаты. Она долго терпела. А потом встретила отчима. Такого образцово- добропорядочного. Она работала инженером на заводе, а он был каким-то начальником. Он долго за ней ухаживал. Года полтора. И она согласилась. Мне было пять лет, и он меня удочерил. Представляешь? То есть, по документам он мне отец. По сравнению с моим родным отцом он казался маме настоящим мужчиной. Таким, знаешь, надежным. Женщины ведь больше всего, в конечном счете, ценят надежность. Хотя влюбляются, конечно, в негодяев. Вроде тебя. Не сердись, это я к слову. Ну вот. А потом выяснилось, что мы все принадлежим ему. Отчиму. Что мы его собственность. Что мама должна уволиться с работы и сидеть с детьми. А я должна отлично учиться и приходить домой в десять часов. Потому что его все знают. И мы должны дорожить его славным именем, которое носим. А уж когда его выбрали мэром, стало совсем невыносимо.
— И ты взбунтовалась?
— Говорю тебе, это был кошмар! Я вдруг поняла, что его ненавижу! Мы каждый день ссорились. Я хотела жить своей жизнью. Как мои подруги. Как все вокруг. Ходить в ночные клубы, встречаться с тем, кто мне нравится, а не кто нравится ему. Все это, конечно, детская чушь, но я хотела быть уверенной, что тот, кого я выберу, будет со мной ради меня, а не потому, что у меня папа мэр города. Короче, после долгих и утомительных сцен решено было купить мне отдельную квартиру и дать мне свободу. А заодно избавить моего брата Петю от моего пагубного влияния. А с отцом я и сейчас встречаюсь. Он слабый. Иногда занимает у меня деньги. Но он очень тонкий. И он страдает, хотя и старается это скрывать. Он до сих пор любит маму.
Она замолчала. Я хотел сказать что-то утешительное, но она вдруг улыбнулась и добавила:
— Хотя я совершенно уверена, что если бы вдруг случилось что-то фантастическое и она вновь к нему вернулась, чего я, честное слово, сейчас совсем не хочу, он опять бы ей изменял. Впрочем, хватит на эту тему. Какие у нас планы на сегодняшний вечер?
Ответ был понятен обоим. И все-таки я на секунду замешкался. Я не хотел повторять сделанную однажды глупость. Но еще меньше я хотел совершать то, что не смог бы потом исправить.
— У тебя дела? — спросила она понимающе.
— Да нет, — замялся я. Я взглянул в ее ночные глаза и опять выпал из времени и пространства. — Нет у меня никаких дел. Кстати, я не женат.
— Зачем ты мне об этом говоришь? — удивленно подняла она брови.
— Я и сам не знаю. — Я и вправду не знал. Точнее, догадывался. С ужасом. Я делал отчаянные попытки удержаться на краю. Я даже отвел взгляд.
— Я постараюсь тебе кое-то объяснить, — услышал я свой чужой голос. — Если, конечно, смогу. Потому что я сам не очень понимаю, что происходит. Если мы сейчас «поедем ко мне, то ты не уедешь завтра. Потому что я тебя не отпущу. Потому что я хочу видеть твое лицо на своей подушке. Вечером и утром. А я… так не привык. Я всегда жил как хотел, как считал нужным. И я не знаю, как ты примешь меня со всеми моими… привычками. И от каких из них мне предстоит отказаться. Потому что если ты уйдешь от меня завтра, это будет катастрофа. Может быть, я не вполне ко всему этому готов, как выражаются женщины. Но я боюсь потерять все это. Чего у меня так давно не было. И я счастлив, что это появилось, — добавил я непоследовательно.
— Ты серьезно говоришь? — недоверчиво спросила она. Ее глаза округлились и стали как у кошки. Совсем огромными.
Я кивнул.
— И все дело только в этом? Нет никакой другой причины?
