Что там, короче, живут люди!
Это было совершенно недопустимо.
А в девяносто втором временно демократическая Россия установила с Израилем отношения и даже, с некоторой опаской, начала дружить. И очень скоро в Тель-Авив полетела делегация российских журналистов.
Вместе с коллегами в логово вчерашнего врага отправился журналист «Красной звезды». Вечером, ничего не подозревая, он спустился в бар отеля, надев как приличный человек пиджак с галстуком.
Майора не предупредили, что пиджак с галстуком в этой южной легкомысленной стране носят только миллионеры — или люди, которые хотят, чтобы их за миллионеров принимали.
Незнание «дресс-кода» дорого обошлось российскому офицеру. Со всего Тель-Авива в бар отеля немедленно сбежались проститутки и плотно обсели майора по периметру. Чтобы вы могли представить ужас военнослужащего конкретнее, я обязан проинформировать вас о том, что проститутский контингент в Израиле в ту пору составляли преимущественно марроканки (Украина подтянулась чуть позже, не оставив Африке никаких шансов).
Майор сидел в баре, заброшенный в тыл врага, отрезанный от своих и обнаруженный противником. Он понимал, чего от него хотят, но не понимал, почему этого хотят именно от него (по соседству, в благословенном одиночестве, сидел другой журналист, эту страшную историю мне и рассказавший).
Женщины, ища ключи к сердцу и кошельку майора-миллионера, начали заговаривать с ним на всех известных им языках. Майор отбивался, выкрикивая «найн» и «нихт ферштейн».
— Итальяно? Спэниш? Тюркиш? «Найн», и вся любовь!
И тогда отчаявшаяся профессионалка спросила напрямую:
— Where are you from?
— Раша, — не без мстительности ответил майор. Он понимал, что этого языка
— О! Раша! — воскликнула немолодая марокканка и начала рыться в сумке. И достала оттуда большую запистайную тетрадь и, радостно приговаривая «раша, раша», стала ее мусолить, что-то ища.
И нашла. И, водя пальцем по транскрипции, прочла:
— Ми-лый, мы пое-дем с то-бой в Во-ро-неж!
Как попала на средиземноморский берег эта фраза и отправился ли майор с марокканкой в сторону Воронежа, — история умалчивает.
Breaking news…
Когда с советской границы сняли замок, а коммунизм заменили православием, на святую землю ломанули толпы желающих поскорее зафиксировать свой переход в новую веру.
Для многих вера оказалась действительно совсем новой. Вот рассказ на этот счет моей доброй знакомой, ленинградки Елены, в настоящее время водящей экскурсии по Иерусалиму,
Привезли ей как-то целый автобус туристов из Липецка, и повела для них Лена экскурсию по христианским местам. Среди экскурсантов имелась девушка Дуся — чрезвычайно чистая душой и особенно разумом. На каждом углу она охала и всплескивала руками, воспринимая историю двухтысячелетней давности как свежий триллер. Наконец дошли до Гефсиманского сада,
— Вот здесь, — показала Лена, — арестовали Иисуса Христа…
Дуся от неожиданности даже вскрикнула:
— Как! Его арестовали?
Это называется: новости из Иудеи…
Вертикаль власти
А вот история другой тургруппы. Новый русский, уцелевший в результате взаимного отстрела середины девяностых, а к началу нового века вполне остепенившийся, привез в Иерусалим братков следующего поколения. Привез — и сразу предупредил: если чего в экскурсии не поймете, спрашивайте меня, я переведу.
И переводил — с русского на братковский… И вот у Стены Плача братки поинтересовались: а чего у этих — кружки на головах?
— Головной убор на ортодоксальном еврее, — пояснила экскурсовод Лена, — называется кипа и означает, что еврей признает над собой власть Господа.
Братки дружно повернули головы к старшому: это был тот самый случай, когда перевод был необходим. И старшой перевел блистательно:
— Типа ты не самый крутой, — объяснил он. — Есть круче тебя!
Не туда пришли
На просьбу оказать материальную помощь конференции, посвященной еврейской катастрофе времен Второй мировой войны, один олигарх ответил как отрезал:
— На Холокост у меня денег нет!
Ущемление прав
Для получения статуса беженца кандидат на заветную «грин-карту» должен был доказать, что его ущемляли как еврея. Это был тот редкий случай, когда погром мог улучшить материальное положение.
И вот приходит на интервью в американское посольство немолодой человек с характерной выправкой. Сотрудник посольства смотрит на него, смотрит в его бумаги и интересуется:
— Ну вот: вы полковник советской военной авиации, награждены медалями… Расскажите, как вас ущемляли по национальному признаку?
Летчик к вопросу подготовился заранее и пожаловался без раздумий:
— Когда в шестьдесят седьмом наша эскадрилья готовилась бомбить Тель-Авив, меня не взяли!
Как вас теперь называть?
Я любовался видами, стоя на носу теплохода «Федор Шаляпин», когда взгляд мой случайно наткнулся на судовой колокол. На колоколе черным по медному было написано: «Климент Ворошилов».
«Если на клетке слона прочтешь надпись «буйвол»…
На ближайшей стоянке я подошел к борту и начал археологические исследования. Раскопки продолжались недолго: перед словом «Федор» совершенно отчетливо читались следы букв, бывших на этом борту раньше: «Климе…»
Вскоре случай свел меня с главным механиком судна, от которого я узнал замечательную историю этого корабля.
В 1990 году, когда Санкт-Петербург еще был Ленинградом, но процесс уже пошел, в высоких кабинетах решено было «Ворошилова», от греха подальше, переименовать — и экипажу предложили
