— Христос воскресе! С места события — Иван Волонихин…
…А счет на восстановление храма Христа Спасителя был открыт в Дзержинском отделении Жилсоцбанка, в Безбожном переулке. Есть еще вопросы?
Бурый премьер
В середине девяностых премьер Черномырдин возжелал поохотиться на медведей. Охота была немедленно организована в заповеднике на Ярославщине; реформатор спустился к берлоге на вертолете.
Обо всем этом стало известно журналистам; в «Огоньке», а потом в других изданиях появились сообщения о премьерской охоте; программа «Времечко» даже устроила сороковины невинно убиенных медвежат… В общем, Черномырдина, что называется, достали.
Накласть в карман любезному ЧВСу сподобились и «Куклы». Программа «Витя и Медведь» вся была построена на «медвежьих» ассоциациях: то бюджетники сосут лапу, то у левых сил зимняя спячка, то Большая и Малая Медведицы плохо расположены…
Нерезиновый Виктор Степанович немедленно по выходе программы обрычал руководство НТВ по телефону. Мы, разумеется, были довольны, ибо к тому времени уже два года считали высочайший гнев лучшей похвалой. Но все это оказалось только завязкой. Жизнь продлила придуманный нами сюжет.
Через несколько дней на заседании правительства, проходившем, как положено, под председательством многострадального ЧВСа, выступал главный таможенник страны г-н Круглов. И, рассказывая о трудностях таможенной службы, он позволил себе метафору: мол, есть еще у нас такие медвежьи углы…
Виктор Степанович рявкнул на таможенника так, что тот чуть язык не проглотил.
— Сядь! Все! Хватит!
Таможенник попытался объясниться: мол, про медвежьи углы — это он в порядке самокритики…
— Сядь на место! — крикнул реформатор.
И еще, говорят, минуту в страшной тишине перекладывал ЧВС с места на место бумаги, не мог продолжать заседание.
Закончу, однако, также на самокритике: ведь готовясь писать ту программу, я выписал в столбец все, что смог вспомнить в русском языке на косолапую тему. Мне казалось, я ничего не забыл…
Но русский язык приберег «медвежьи углы» — для отдельной репризы в зале заседаний правительства.
Мы строили, строили…
Как-то раз Виктор Степанович Черномырдин заявил Ирине Ясиной:
— Ну что, Ирка, построили мы с тобой капитализм! И тут же поделился наблюдениями, породившими этот неслабый тезис:
— Вчера ночью, — говорит, — ехал через деревню, специально попросил шофера остановиться у магазина. Семь сортов колбасы! Ночью! В деревне! Представляешь?
— А что за деревня-то? — поинтересовалась Ира.
— Да почем я знаю? — отмахнулся премьер. — Какая-то деревня.
— Да как называется? — не отставала Ира. Премьер даже возмутился.
— Что ты пристала? Какая разница! Простое русское название…
— Не Жуковка, часом? — уточнила Ясина.
— Точно, Жуковка!
Ну да, где ж еще было ехать с работы Виктору Степановичу?
Для тех, кто не в курсе: Жуковка — кусочек номенклатурной Швейцарии по Рублево-Успенскому шоссе. В общем, построили они капитализм…
Панихида для пиара
Жизнь сплетает жанры самым фантастическим образом. Кто бы сказал мне, что смешная история может начинаться словами «дело было на отпевании Бродского»… Но ведь — может!
Этот сюжет рассказал мне Петр Вайль.
В похоронном доме в Нью-Йорке, куда привезли тело Бродского, было два зала. Во втором в это же самое время отпевали какого-то итальянца.
И вот посреди приватного прощания с великим поэтом к дому с помпой подкатила государственная процессия — лимузины, охрана, суетящиеся холуи… Из головного лимузина вышел, собственной персоной, премьер-министр России Виктор Степанович Черномырдин. Ему в руки всунули букет красных роз, и премьер пошел прощаться с Бродским.
О смерти Бродского и о его существовании Виктор Степанович узнал, надо полагать, одновременно — из доклада собственной пиар-службы. Какой-то ушлый образованец сообразил, что, ежели Бродский так удачно умер во время визита «Черномора» в США, грех этим делом не попользоваться.
И вот, значит, направился премьер к гробу…
Здесь следует заметить, что сюжет прошел в сантиметре от чудовищной развязки: ведь Виктор Степанович мог начать говорить. Речь Черномырдина над гробом Бродского — можете себе представить? Но Господь распорядился сюжетом иначе.
Когда ЧВС, с букетом наперевес, прошел в помещение, из соседнего зала, временно покинув своего покойника, вышла группа заинтригованных итальянцев: любопытство по поводу приезда лимузинов с охраной пересилило их скорбь.
— Кто это? — в спину ЧВСа поинтересовался у Вайля один из вышедших.
Петр объяснил. Весть о приезде в похоронный дом премьер-министра России привела итальянца в сильнейший восторг.
— О! — сказал он. — Пускай и к нашему зайдет!
Тусовка
Случайно встретив кинокритика Василия Кисунько через несколько дней после похорон Листьева, его приятель, весьма известный и уважаемый в обществе человек, поинтересовался:
— Ты тусовался на Владе?
«Минуй нас пуще всех печалей…»
Рассказ покойного ныне артиста Мамуки Кикалейшвили о его встрече с Шеварднадзе (тот привечал деятелей культуры, противостоявших Гамсахурдиа):
— Когда Шеварднадзе сказал мне: «Ты не представляешь, как я тебя люблю», у меня внутри все похолодело. А когда он сказал: «Мамука, ты мне дороже родного сына», я понял, что надо уносить ноги.
