СТРОНЦИЛЛОВ. Перепись населения.
ПАШКИН. Какая перепись?
СТРОНЦИЛЛОВ. Практически всеобщая. Учет, контроль. Статистика…
ПАШКИН. Какая статистика? Ночь!
СТРОНЦИЛЛОВ. Самое время. Вы сядьте…
СТРОНЦИЛЛОВ. И трубочку положите. Себя же задерживаем, гражданин. Ну вот, другой разговор. Начнем. Значит…
СТРОНЦИЛЛОВ…Пашкин Иван Андреевич? На меня посмотрите, пожалуйста. На меня, говорю, посмотрите! Ага. Отлично. А то, бывает, человек давно переехал, а мы вместо него — другого. Непорядок. Ну что же, приступим.
ПАШКИН
СТРОНЦИЛЛОВ. Это — наш сайт.
ПАШКИН. Я не помню.
СТРОНЦИЛЛОВ. Бром надо пить, для памяти. Хороший был день, можно сказать, прекрасный: солнечный, плюс двадцать, по области до двадцати трех, ветер юго-восточный, умеренный. Ну ладно.
ПАШКИН. Что?
СТРОНЦИЛЛОВ. Какой у нас сейчас год?
ПАШКИН. Две тысячи… А почему тире? Не надо тире!
СТРОНЦИЛЛОВ. Что вы так испугались?
ПАШКИН. Ничего я не испугался! Не надо тире!
СТРОНЦИЛЛОВ. А запятую можно?
ПАШКИН. А что после запятой? Что вы хотите написать?
СТРОНЦИЛЛОВ. Не волнуйтесь так. Ничего особенного не напишу. Всё как у всех.
ПАШКИН. Это не перепись.
СТРОНЦИЛЛОВ. Ну да. Некоторые действительно догадываются сами. А ведь есть такие, которым и за ночь не растолкуешь. Вы уж простите мне этот спектакль. Инструкция. Они там
ПАШКИН
СТРОНЦИЛЛОВ. Ну вот и славно. Тем более — что за нее цепляться, за жизнь? Такая гадость. Значит, на чем мы остановились? Годы жизни. Одна тысяча девятьсот пятьдесят четвертый.
ПАШКИН. Нет! Не пишите ничего! Пожалуйста!
СТРОНЦИЛЛОВ. Ну вот, опять.
ПАШКИН. Вы шутите. Это шутка!
СТРОНЦИЛЛОВ. Иван Андреевич, я все-таки не понял — что мы с вами решили? Будем по инструкции подготавливать сознание. до второго пришествия — или приступим?
ПАШКИН. Что?
СТРОНЦИЛЛОВ. В бога верите? Если да, укажите, в какого, сколько лет…
ПАШКИН. Я верю.
СТРОНЦИЛЛОВ
ПАШКИН. В Христа. Недавно.
СТРОНЦИЛЛОВ. Католицизм, протестантизм, ортодоксальная церковь, адвентизм?
ПАШКИН. Что?
СТРОНЦИЛЛОВ. Иван Андреевич, давайте как-то соберемся. У меня опросный лист на сорок пунктов — эдак мы до утра не закончим, а вы не один.
ПАШКИН. Послушайте. Простите, я забыл, как вас зовут.
СТРОНЦИЛЛОВ. У меня нет имени.
ПАШКИН. А вот вы говорили…
СТРОНЦИЛЛОВ. Я шутил.
ПАШКИН. Как же мне к вам обращаться?
СТРОНЦИЛЛОВ. Не надо вам ко мне обращаться. Отвечайте на вопросы — и всё.
ПАШКИН. Давайте поговорим.
СТРОНЦИЛЛОВ. Не вижу предмета для разговора.
ПАШКИН. Но ведь речь идет о моей жизни!
СТРОНЦИЛЛОВ. Жизнь ваша, Иван Андреевич, тут уже ни при чем. Это было ваше личное дело, как жить; мы не вмешивались — хотя, не скрою, от увиденного не в восторге. Кто в 65-м году украл блок марок?
ПАШКИН. Блок марок?
СТРОНЦИЛЛОВ. У Пети Коняева, в Трехпрудном переулке, на дне рождения, с открытой полки.
ПАШКИН. О Господи!
СТРОНЦИЛЛОВ. Господь не крал марок, Иван Андреевич. Это вы ерунду говорите. Марки украли вы. Да?
ПАШКИН. Нет.
СТРОНЦИЛЛОВ. Восемь штук, с зубчиками. А похвастаться перед одноклассниками нельзя. Тоска… Но, я думаю, это ведь мелочи, правда? Босоногое детство?
А кто настучал старшине Зуеву на товарища по взводу? В учебке, в 73-м? Кто сказал этой скотине, что курсант Кондратьев
ПАШКИН. Не я.
СТРОНЦИЛЛОВ. Что?
ПАШКИН. Я.
СТРОНЦИЛЛОВ. Никогда не врите мне больше.
ПАШКИН. Я заблуждался. Но я осознал.
СТРОНЦИЛЛОВ. А-а, ну да: вы самосовершенствовались.
Росли над собой.
Работа души?