Текущий момент и другие пьесы

БАБУШКА. Господи исусе!

ГАСТАРБАЙТЕР. Аамин…

МУЖЧИНА. Аллах акбар! Хенде хох! (Поднимает руки.)

СЕРЬЕЗНЫЙ. Ложись!

Общее смятение и крики, перекрываемые криком Мальчика.

МАЛЬЧИК. А я хочу писать!

Гастарбайтер встает с коврика-жилета, озирается в тревоге.

ГАСТАРБАЙТЕР. Брат, что не так?

ГРАЖДАНИН В ПЛАЩЕ. Да вот, мальчик хочет писать.

ГАСТАРБАЙТЕР. Ай. А дверь закрыт.

ГРАЖДАНИН. Закрыт.

ГАСТАРБАЙТЕР (сочувственно качает головой). Ц-ц-ц…

Дама начинает рыдать. Юноша в наушниках встает, подергиваясь в ритме; не открывая глаз, совершает какое-то па — и снова плавно втекает в сиденье.

ОЧКАРИК (прокашлявшись). Дорогой гость столицы! Не могли бы вы перевести нам содержание вашей молитвы?

ГАСТАРБАЙТЕР. Аллаха прошу.

ОЧКАРИК. Это, к сожалению, единственное, что мы поняли. А о чем конкретно?

ГАСТАРБАЙТЕР. Всего хорошего.

ОЧКАРИК (пассажирам). Не хочу вас пугать, но с нами попрощались.

ДЕВУШКА. Алло! Мама! Мама, у тебя там все хорошо? Я в метро, мам! В метро! Мама, погоди! Ты телевизор смотришь? Там что-нибудь говорят? Танцуют? А какой канал? А по второму? (Пассажирам, после паузы.) Там тоже танцуют.

СЕРЬЕЗНЫЙ. Спроси, что танцуют.

ДЕВУШКА. Что они танцуют, мама? (Пассажирам.) Просто прыгают.

Пауза. Все смотрят друг на друга, потом на Очкарика.

ОЧКАРИК. Ну хорошо. Если не срослось с джихадом, вот вам совсем простенький, семейный вариант: от машиниста ушла жена к другому машинисту, и он протестует.

МУЖЧИНА. Гад, как ты надоел!

Второй сеанс свары — гвалт, крики, Очкарика и Мужчину снова растаскивают. И пока их еще растаскивают, начинает звучать голос Человека с газетой. Со второй фразы монолога его, остолбенев, слушает весь вагон.

ЧЕЛОВЕК С ГАЗЕТОЙ. Нет, не-ет… Не восток уязвит нас, — не восток, разгорающийся чистым светом священной войны против смрада, ползущего из-за океана… Не дети пророка, в гневе отведшие глаза от бледно-зеленого доллара, волнами ядовитого смрада покрывшего чужие ему земли… — нет, не они крадутся к русской колыбели! Не они переплели пути наши в удушливой темноте, и выпили электричество из проводов наших, и красным глазом иудейского семафора смотрят в неподвижную русскую душу! Стоит поезд, и тьма стоит вокруг него — отравленный кокон, спеленутый в тайных комнатах хазарских каганатов, личинка зла, червь, пожравший мышцы потомков Пересвета и Осляби, либеральный блуд, разложивший русскую землю! Но очнется Русь, встанет богатырь новый, стряхнет морок гиблый, назовет имя тайное — настанет время, прорастет семя. знамя. стремя. вымя!

На последних словах встает, в исступлении трясет газетой и падает в обморок. Общий переполох.

КРИКИ. Воды! Врача!

СЕРЬЕЗНЫЙ. Ноги ему наверх поднимите! Язык прижмите, чтобы не проглотил!

ПАРЕНЬ. Во прикол конкретный. Торчок!

ТЕЛКА. Да ну их, Сере-еж…

ДАМА. Машите на лицо!

Девушка машет на лицо упавшего газетой.

ОЧКАРИК. Только не этой газетой, девушка!

ДЕВУШКА (посмотрев на газету). О господи! (В ужасе отбрасывает газету, отбегает, вытирает руки влажной салфеткой.)

МУЖЧИНА. Что это с ним было?

ЛЫСЫЙ. Обморок.

МУЖЧИНА. А вот… до этого?

ЛЫСЫЙ. До этого — тоже был обморок.

Человек с газетой приходит в себя, садится на полу, привалившись к сиденью.

ЧЕЛОВЕК С ГАЗЕТОЙ.Где я?

ЛЫСЫЙ. В России.

ЧЕЛОВЕК С ГАЗЕТОЙ. А вы кто?

ЛЫСЫЙ. Мы россияне.

ЧЕЛОВЕК С ГАЗЕТОЙ (осмотревшись). Так вот вы какие…

БАБУШКА. Ты полежи, милый. Полежи. Все хорошо…

ЧЕЛОВЕК С ГАЗЕТОЙ. Дай мне орган.

БАБУШКА. Что?

ЧЕЛОВЕК С ГАЗЕТОЙ. Орган мой дай мне.

БАБУШКА. Постыдились бы! Пожилой человек.

ЧЕЛОВЕК С ГАЗЕТОЙ. Орган мой, патриотических сил, печатный — дай мне!

БАБУШКА. О господи. Вон лежит твой орган.

Человек проходит на четвереньках по вагону, берет газету. Садится, нюхает ее, глубоко вдыхая, и лицо его озаряет улыбка.

БАБУШКА. Ты как, болезный?

ЧЕЛОВЕК С ГАЗЕТОЙ. Уже лучше.

ДЕВУШКА. Знаете, я ничего не поняла, что он тут говорил.

ОЧКАРИК. Этого никто не понимает. Но многим нравится.

Девушка смеется.

ДЕВУШКА. Вы очень. смешной.

ОЧКАРИК. Да?

ДЕВУШКА. Я хотела сказать.

ОЧКАРИК. Я понял. Вы знаете, я.