– Клянусь честью! – И сапожник ударил себя в грудь. – Я человек порядочный. Пусть все мои каблуки выйдут кривыми, коли я лгу. Хочется мне сшить себе пару сапог из господской кожи!
– А, ты пришел, Сврач? – продолжал Илия. – Какие же ты принес вести?
– Нам нечего бояться ни ускоков, ни конницы Зринского. Можем смело идти вперед.
– Хорошо, – сказал Илия, – завтра спозаранку перейдем Саву. Ты, Купинич, поведешь войско, а с тобой пойдут Туркович, Фратрич, Никола Бартолич и Грга Дрводелич. Возьмете тысячу человек, пять фальконетов и две пушки.
– А ты, командир? – спросил Купинич.
– Я пойду дальше, к Севнице и на гору Пилштайн, где нас ждет Штерц. Вы от Кршко пойдете на Дренову, в Ускокские горы. Туда же, с другой стороны, придут и люди из Ястребарского, и тогда вы направитесь на Метлику, которая вас ждет. В той стороне нам нечего опасаться, потому что жумберачане наши. Дрмачич, садись и пиши письмо, чтоб Ножина мог отнести его ускокам. Они обещали и не обманут. Но пусть увидят черным по белому, что мы их считаем братьями.
Дрмачич сел писать письмо, а Илия, сбросив тулуп, присел к столу. В это время снаружи послышался громкий плач.
– Что такое? – И Илия вскочил.
В комнату вбежала плачущая штирийка.
– Добрые люди, – причитала она сквозь слезы, – в мою бедную избу ворвался один из ваших, топором разбил ларь и взял все как есть.
– Кто это был? – вспылил Илия.
– Вот он, – крикнул в дверях Карлован, таща за шиворот бледного крестьянина.
– Кто ты? – спросил Илия.
– Степан Шафарич, – ответил крестьянин, заикаясь.
– Разве мы турки, каналья? Разве мы затем поднялись, чтоб красть? Вздернуть его здесь же перед домом, чтоб каждая воровская душа видела, что ее ожидает.
Крестьянин закричал, но через несколько минут тело его уже болталось на сухой яблоне перед домом жупана. В этой суматохе Иван Сврач вышел из дома и скрылся в темноте.
– Где же Сврач? – спросил вскоре Гушетич. – Знаешь ли, Илия, что Сврач отнял у жены брежицкого жупана десять цехинов?
– И он тоже? – Командир рассердился. – Где он, разыскать его и тоже вздернуть, кто бы он ни был.
Напрасно! Сврача и след простыл.
– Хе! хе! – засмеялся сапожник. – Умен! Не нравится запах веревки!
– Вот письмо для Ножины, – сказал ходатай Илии, – хорошо было бы, если б он сейчас же поехал.
– Ладно, пускай едет! Брат Марко, поднимайся! В путь!
Ускок вскочил, потянулся, засунул письмо за пазуху и перекинул ружье через плечо.
– Вы гоните меня к волкам, ну что ж! Пусть будет так, и да поможет бог. Я повезу это письмо к братьям ускокам, пусть им поп прочтет, и если в ближайшие дни в Жумбераке не полетят искры из кремня, то это будет моя вина.
– Скажи братьям, – наставлял Илия, – чтобы спускались с гор и спешили к Кршко.
– Понятно, скажу! И сам приду, если бог даст, на свадьбу молодецкую. Прощай, Илия, дорогой, названый брат, желаю тебе удачи. Прощайте, братья, до радостной встречи!
Ножина расцеловался с Илией, вышел, сел на коня и понесся в сторону Ускокских гор.
Было уже поздно, и войско спало, когда недалеко от Савы два человека встретились в ночном тумане.
– Дорочич, – сказал один из них шепотом, – это ты?
– Да, Дрмачич. Что такое?
– Ты поедешь завтра в Метлику?
– Да.
– Ты не раздумал? Эти глупые крестьянские головы в наших руках. Господа заплатят нам за них дорого, мы ведь знаем все нити.
– Хе! Верно, яблочко вкусно, но как быть с нашей клятвой?
– Да нужно ли перед разбойниками клятву держать? Ведь они по закону-то разбойники. Значит?…
– Ладно. Но как?
– Очень просто. Я напишу письмо. Ты повезешь его Алапичу в Ястребарское, там, где твой брат. А в Метлику не поедешь. А я часть дороги проеду с тобой; скажу, что хочу обследовать район. Поверят.
– А потом?
– Вернусь к крестьянам.
– Но…
