ебаные попы – они же психи. Им так приспичило заиметь Бога, что они уже думают, будто сами этот Бог и есть. Как будто все про Бога знают. И лезут человеку в душу. Уж я-то насмотрелась!
– Когда? – спросил Минголла.
Корасон глубоко вздохнула.
– Когда я была маленькой, тринадцать лет, наш сучий поп таскал меня к себе домой... чему-то особенному выучить, так он говорил маме. Что-то, говорил, есть во мне сильно духовное. Сперва просто болтал о Таинствах, ну, ты знаешь. Потом решил показать. Таинства! Ага! Через год я знала про все эти Таинства больше, чем замужние тетки.
А ведь звучит убедительно, думал Минголла, и если она говорит правду, то это многое объясняет. И все же что-то не сходилось. Слишком неожиданно Корасон пустилась в откровенности, и слишком хорошо это совпало со все растущим Минголлиным недоверием – может, стоит послушаться предчувствия и избавиться от нее прямо сейчас. Но он сообразил, что тогда придется иметь дело с Тулли, а ему бы этого не хотелось. В конце концов, он может ошибаться, а если даже и нет, то от Корасон не будет большого вреда, нужно только получше за ней следить.
Не обращая больше внимания на ругань и причитания, Минголла подтолкнул Корасон к выходу.
– Идите с Богом, – напутствовал их священник, затем рассмеялся. – Или еще с кем.
Минголла остановился в дверях и оглянулся – ему вдруг стало жаль своего земляка.
– Это все невзаправду, старик, – сказал он. – Ты сам-то понимаешь?
– Иногда мне тоже так кажется, – ответил священник. – Но... – Он пожал плечами и усмехнулся. – Я это я.
– Ладно... удачи.
– Эй, погоди, – окликнул его священник. – Как там «Метз»?
– Хрен знает, я за «Янки» болею.
Священник изобразил на лице суровость.
– Богохульник. – Дружески махнув рукой, он захлопнул дверь.
В небе теперь была видна война, зловещая заря целый день не сходила с горизонта, закручиваясь розовыми и золотыми воронками, омывая светом облака. В деревнях, где путешественники покупали бензин, им объяснили, что зона боев растянулась на несколько миль и обойти ее невозможно. Столь прекрасный образ войны пугал еще больше, но делать было нечего, и они шли вперед. Джунгли постепенно редели, а следы конфликта попадались все чаще. Подъезжая к травянистому холму, путешественники заметили на его склоне дюжину желтовато-коричневых фигур, похожих издалека на отпечатки громадных сапог; однако при ближайшем рассмотрении пятна эти оказались раздавленными и высохшими трупами; очевидно, по ним проехался танк – вместо лиц безглазые маски, а пальцы вывернуты наружу, как у человечков, которых в детстве Минголла лепил из глины. Меньше чем через сутки путешественники обнаружили незарытую братскую могилу, а тем же вечером они подъехали к основанию вулкана, поднимавшегося прямо из середины секвойевой рощи, где Минголла заметил высоко на стволах деревянные платформы, а чуть позже, пока «мустанг» пробирался между деревьями, увидел, как с одной такой площадки спускаются по веревкам люди. Оружия у них как будто не было, но Минголла на всякий случай перехватил автомат и велел Деборе остановиться. Затем он, Тулли и Дебора выбрались из машины и, наставив автоматы, стали смотреть, как приближаются два человека.
– Привет! – крикнул первый.
Это был плотный лысеющий американец лет пятидесяти, в шортах и потрепанной гимнастерке с генеральской звездой в петлице. Открытое, пышущее здоровьем лицо хорошо подошло бы вожатому бойскаутов или директору детского лагеря. Его товарищ был индейцем, на вид постарше, морщин побольше, в джинсах и футболке с Микки-Маусом.
– Господи, до чего ж здорово видеть новые лица! – воскликнул американец. – Куда собрались?
– В Панаму, – ответила Дебора.
– Ну, ночевать-то вам где-то надо? – сказал американец. – Моя фамилия Блэкфорд. Фрэнк Блэкфорд. Армия США, в отставке. А это, – он показал на индейца, – это Грегорио, мой шурин. Мы, можно сказать, делим мэрство нашей маленькой общины. Пошли. Поедите чего-нибудь, а потом...
– Спасибо, – сказал Минголла. – Но мы хотели до темноты проехать еще несколько миль.
Добродушие Блэкфорда улетучилось.
– Нельзя. Это опасно.
– Чем? – спросил Тулли.
Грегорио пробурчал что-то на своем языке. Блэкфорд кивнул и объяснил:
– В этих краях обитает крупное животное. Ночное и очень свирепое. Обычное оружие его, считай, вообще не берет... потому мы и забрались так высоко.
– Что за животное? – спросила Дебора.
–
Похоже, он искренне о них заботился, но Минголла на всякий случай подкрепил эту заботу сперва в американце, а потом и в Грегорио.
– Ладно, – сказал он. – А что делать с машиной?
– С ней ничего не будет. – Блэкфорд рассмеялся. – Зачем Зверю машины.
