– Вода очень горячая?
– У самого источника – да, но дальше просто теплая. Попробуй, если хочешь.
Такая забота наводила на мысль, что можно наконец поговорить по-человечески, но Минголла вдруг осознал, что сказать ему особенно нечего. Он чувствовал Деборин взгляд.
– Я скоро уезжаю, – сказала она ледяным голосом.
Вода в ключе бурлила бодро и шумно, перекрывая плеск довольно сильного течения.
– Поехали со мной.
Обалдевший Минголла пытался поймать ее взгляд, но она уже отвернулась.
– Вдвоем легче. – Дебора мотнула головой, словно хотела на него посмотреть, но что-то ее удерживало. – В общем, решай.
Блузка облепила намокшее тело, и в нем чувствовалось напряжение – в неудобно повернутой шее, в посадке головы.
– Так как? – спросила она.
– У меня нет больше сил.
– Это неправда, – сказала она. – Ты просто устал... Так бывает, когда долго идешь, а потом ляжешь и чувствуешь, как болят все мускулы, и думаешь, что дальше идти уже не можешь. Но потом встаешь, и все в порядке.
– У тебя есть Нейт, – сказал Минголла. – Чтобы делить тяготы.
– Я знаю, но...
– Но это не то, правильно? Почему бы тебе не признать честно, зачем я тебе понадобился?
Он обвел пальцем ее подбородок, и она вздрогнула – всем телом, как кобылица, почуявшая в ветре незнакомый запах, – но не отстранилась.
– Затем, что я тебя хочу, – ты этого ждал?
– Только если это правда. – Он обнял ее за плечи, опустил руку ниже, почувствовал, как бьется сердце.
Розовая полоса на западе стала краснее, шире, теперь она напоминала раздутое сильным ветром пламя, и на изгибах Дебориных щек замелькали алые отблески.
– Конечно, правда. Я не могу скрывать. И никогда не могла. Это тоже причина, но не единственная.
– А другая причина – подозрение, все под подозрением. – Он услышал в собственном голосе приглушенный вызов.
– Да.
– Есть только один способ избавиться от подозрений – научиться доверять.
– Я... Я не знаю.
– Тогда зачем я тебе нужен. Друг-приятель или вроде того? Так, да?
– Нет... Я...
– Нужно доверять – доверять хоть чему-то.
– Я стараюсь, – сказала она. – Хочу, но не могу.
Он развернул ее, положил руки на талию.
– Почему?
Теперь слова звучали отрывисто и неразборчиво:
– Это никогда не было хорошо, даже с... и... я хотела... хотела...
Он скользнул рукой под блузку, и Дебора замерла, затаив дыхание.
– Нет, – еле слышно проговорила она.
– Я тебя люблю, – сказал он, забираясь повыше. – И ты меня любишь.
– Нужно бороться.
– Зачем?
Большой палец нащупал выпуклость, медленно потерся туда-обратно в усыпляющем ритме. Она склонила голову набок, словно привлеченная тихим шумом с дальнего берега, и он поцеловал ямку там, где шея переходит в грудь. На языке смешались прохладный зеленоватый вкус реки и тепло тела. Замкнув, словно гипнотизер, Деборин взгляд, он расстегнул блузку. Послышалось что-то очень похожее на протест, но звук так и не вырвался наружу. Разведя полы, Минголла приник к груди – водил губами, целовал кончики, дразнил соски. Взял сосок в рот и осторожно провел зубами, Дебора вздрогнула и положила руку ему на голову.
– Подожди, – сказала она. – Подожди.
Но Минголле осточертело ожидание, он уложил ее на землю, рука потянулась к животу, ниже, чувствуя под джинсами шелк, зная, что она открыта и ждет.
– Подожди!
