страх усилился до такой степени, ожидание стало таким напряженным, что она испытывала почти наслаждение. Потом тень проникла в нее, сначала медленно. Толчком вошла глубже. Холодная, Боже, какая холодная. Тяжелая и твердая, словно железный прут, она проникла в нее, казалось, на всю длину и на мгновение замерла, прямо как мужчина. Холод сводил горло спазмами, парализовал конечности. Вайда судорожно загребала пальцами песок. Она лежала с приподнятым тазом, и холод растекался по телу, заставляя покориться. Тень двигалась взад-вперед толчками, от которых сотрясались бедра. Что-то обрывалось у Вайды внутри, и она подумала: оно убьет меня. И почти обрадовалась: жить уже не было невыносимо. Но вскоре поняла, что боль не означает смерть. Спазмы поднимались от низа живота, до которого уже давно никто не дотрагивался. Никто после Марша… и тяжелее всего было сознавать, что он по-прежнему может иметь ее, что она по-прежнему лежит под ним, беспомощная. Вайда увидела луну. Безликую, слепую. Но и луна принимала участие в происходящем. И деревья тоже. Они протяжно стонали, пародируя сладострастный восторг. Вайда закусила губу, чтобы не присоединиться к их хору. Каждая волна сладкой боли подбрасывала ее высоко вверх, потом тянула вниз, за пределы сознания – от ослепительного света в жаркую тьму. Небо тяжело опустилось на землю, и звезды светлячками блестели в волосах Вайды. Песчинки кололи спину, травинки липли к бедрам. Мир накренился. Вайда взмыла ввысь на гребне последней волны, перехлестывающей через край. Она сопротивлялась, но волна была слишком мощной. О Господи. Черное солнце. Головокружительное падение в бездну. Безумная радость, судороги восторга. Самое большее, на что может надеяться грешник в аду. Кровь, растекающаяся на земле вокруг черной тени. Миг совершенства, на грани развоплощения, посреди света и тьмы, – как жертва благодарения. Но потом она поняла, что лежит на земле, судорожно ловя ртом воздух, одна-одинешенька, выброшенная волной в глухой край, названия которого не помнит. Струйки песка текли между стиснутых пальцев.
Минуту спустя она села.
Все вокруг, казалось, пришло в состояние полного беспорядка и распада. Неряшливая путаница травянистых стеблей, птичий помет, расплющенные пивные банки. Бамбуковые заросли опять расступились. Тени утратили резкость очертаний, и луна опустошенно висела в темноте.
Ох и дура же она! Чтобы плавать в растворенной плоти дьявола в канун Иоаннова Дня.
Марш, подумала Вайда, искусственно разжигал в душе ненависть к нему; только бы поверить, что именно он виноват во всем, только бы не винить опять саму себя. Она снова и снова повторяла вслух имя Марша, и в конце концов стало казаться, будто она выплевывает черные семена, посеянные в ней бывшим любовником.
– Пожалуйста… – проговорила Вайда. – Пожалуйста… кто-нибудь… помогите. – И сразу же возненавидела себя за слабость. Он нарочно никогда не оставлял ей надежды на спасение, хотел, чтобы она постоянно сомневалась в своих силах. Вайда захотела расплакаться, но усилием воли подавила слезы. Ей было холодно. Не так, как раньше, но все же холодно.
Наконец она поднялась с земли, пошла обратно по тропинке и подобрала свою одежду. Натянула джинсы и клетчатую рубашку, скомкала трусики в кулаке. Всунула ступни в тапочки. Все равно холодно. Вайда напрягла слух, прислушиваясь к кваканью лягушек и стрекоту цикад. Сейчас, когда ветер стих, со стороны Залива явственно доносился плеск волн. Казалось, теперь она узнала нечто новое, овладела неким тайным знанием. Она попыталась понять – что это, и не смогла. Вайда Дюмар – одинокая женщина с сомнительным прошлым, владелица маленького ресторанчика и загадка для всех окружающих. Вот и все, что можно сказать о ней. Скомканные безумные годы, с застрявшей в складках грязью. Она нуждалась в сокровенном знании, которое помогло бы ей вырваться из цепкой хватки Марша. В спасении души, возможно; в очистительном раскаянии перед толпой изумленных прихожан; во внезапном раскрытии сознания навстречу милости Господней. Все горести остаются позади, как только Иисус овладевает вашим сердцем. Мисс Сидель, сидящая в клубе «Верный шанс», могла бы помочь, но Вайда не чувствовала готовности ухватиться именно за эту соломинку, хотя какая разница – с мужчиной ты ложишься в постель или с женщиной.
Ветер снова поднялся, шумел в пальмовых листьях, раскачивал бамбуковые стволы, метал по земле тени. Казалось, он заставлял плясать звезды. Пряди высохших волос щекотали лицо. Щеки горели, кожу между лопатками покалывало. Ветви ее существа дали новые нежные побеги, незаметно разраставшиеся там и сям. Вайда оглянулась назад, потом посмотрела по сторонам и торопливо направилась к дому.
Чем, собственно говоря, она занималась? Стояла, подставляя лицо легкому ветру, словно ничего и не случилось?
Минуту спустя она замедлила шаг, начала напряженно всматриваться с темноту. Она не хотела оставаться одна сегодня ночью; она нуждалась в обществе, пусть даже придурков и неудачников, которые меняют своих партнеров в «Верном шансе». Марш больше не заставит ее страдать. До поры до времени. Она принадлежала ему, и он слишком дорожил сознанием своей власти, чтобы доводить Вайду до крайности. У него было чувство меры.
На сегодня, во всяком случае, он оставит ее в покое.
3
22 июня, 9:11 вечера
Мустейн ждал прибытия машины техпомощи под придорожным щитом на окраине Грааля. Вот уж поистине странное сооружение, думал он, исполненное достоинства, никак не вязавшегося с сельским пейзажем Луизианы. Щит крепился на металлических стойках и возвышался над шуршащими зарослями кустов у дороги, футах в тридцати от обочины, где стоял красный «БМВ» Мустейна, размером с двуспальную кровать, освещенный потрескивающей неоновой трубкой, которая сверкала ярко, будто вспыхивал магний. Вокруг нее кружили мотыльки, похожие на тени листьев, гонимых потусторонним ветром. «Добро пожаловать в Грааль – сердце Луизианы!» – гласила надпись в верхней части щита; а все остальное пространство занимало нарисованное одной линией изображение чаши – вероятно, поначалу предположил Мустейн, здесь имелась в виду чаша Грааля. Однако при ближайшем рассмотрении он понял, что линии вполне могут изображать два человеческих профиля, обращенные друг к другу; все зависит от того, что вы хотите увидеть – чашу или профили, – как в старом психологическом тесте, призванном выявить особенности восприятия.
Со стороны города приближался автомобиль с зажженными фарами. Возможно, техпомощь. Мустейн вытащил из пачки сигарету и закурил, задумавшись, что за городок такой – Грааль. Скорее всего, он получит возможность выяснить это. Вряд ли там найдутся запчасти к «БМВ». Москит противно запищал у него над ухом. Он вяло хлопнул ладонью по щеке. Пот струйкой стекал по спине. Влажный воздух стоял вязким комом в горле. Мустейн снова уставился на щит. Интересно, почему сначала он увидел в рисунке чашу? Возможно, он провалил тест. Ты не остановишься на ночлег в Граале, сынок, коли не увидишь здесь два профиля. Он рассмеялся. Вполне вероятно, рисунок просто означал, что ему нужно пропустить пару рюмок. Автомобиль свернул к обочине, ослепляя светом фар, и Мустейн прикрыл глаза ладонью, напрягая зрение. Мигалки на крыше. Полиция. Свой последний косяк он выкурил в Техасе, но все равно задергался. Он расправил плечи, собрался было щелчком отправить окурок в кусты, но потом передумал. Из полицейской машины вышла черная тень, оставив двигатель включенным, и неспешно направилась к нему. Луч фонарика резанул по глазам.
