У самого выхода на бульвар кто-то дернул меня за полу куртки.
–
Низенькое тщедушное создание в отрепьях, чье лицо скрывалось под несколькими слоями ткани. Оставалась лишь щель для глаз, в которой я ни черта не мог разглядеть. Так одеваются прокаженные или жулики, которые не хотят, чтобы их узнали и избили за липовые пророчества.
– Отстань, денег нет. – Вдоль позвоночника поползли мурашки. Я попытался стряхнуть прилипалу, проволок его по мостовой, опрокинув чью-то жаровню.
Глухой, хриплый старушечий голос поразил меня откровением:
– Ты варвар.
Гритт! Второй юродивый… за день! Я застопорился, отодвинул напарника рукой. Юродивые, они иногда на самом деле
– Тот самый, вижу-у-у! Кхе-кхе!..
– Слепец! Кхе-кхе… Твоя игра началась. Колеса завертелись, пружина спущена, шестеренки… Кхе- кхе… Тебя раздавит, если вернешься! Твоя судьба, и не перечь… Гибель и начало мира в твоем поясе! Длинный путь. Война. Ты пройдешь. Кхе… Бойся клыков смерти и старых знакомых! О, они уже взяли след! Охота началась!
Бить старушку как-то не с руки. Я ускорил шаг, волоча ее за собой.
Руки разжались, и я выскочил на бульвар. Олник вывалился следом.
Ненавижу предсказания в виде винегрета. Игра, колеса, пружинки, клыки, да еще война с Охотой… Что-то неохота мне идти на войну, прямо скажем. Вместо того, чтобы выразиться четко и ясно: мол, уматывай из города, придурок, уматывай, теряя портки, иначе будет худо, тебе плетут вот такую заумную околесицу, да еще дразнятся слепцом. Хорошо хоть, бесплатно.
И пояс. Что ж это за смерть такая, в моем поясе?
У меня снова зачесалось между лопатками, и я оглянулся. Переулок тонул в полумраке, только пара угольков светилась на земле багровым. Это были
Прав был напарник – у меня очевидная
– Ты понял, о чем оно трендело? – осведомился гном. – Лично мне ничего не ясно. Может, я дурак?
'Не исключено', – хотел ответить я. Но вместо этого сказал:
– Какие-то шестерни и пружины. Я думаю, она – или оно – свихнутый часовщик.
– Не бывает часовщиков – не гномов! А оно – ни разу не гном!
– Может, бывают гномы-карлики, а? Ты можешь проверить: вернись и размотай ее лохмотья!
Олник поперхнулся.
– Знаешь что, пошли быстрее, мы опаздываем!
К заведению Г-Кренделя мы приблизились вовремя, перед этим изрядно пропетляв в толпе в попытках затеряться. Худо дело: кто-то упорно вел меня взглядом. Не помогли даже забеги в местные магазинчики, которые торговали
Входить или нет – то есть совать ли голову в пасть тигра, этот вопрос меня уже не заботил. Я чертовски устал, проголодался, озлобился и был готов порвать на части кого угодно. На всякий случай, я спрятал в рукаве швыряльный нож, а Олник приготовил молоток, сунув его за пояс, под куртку.
Кахавная была помпезным сооружением на два этажа, и вся блестела от зеркал и позолоты. Полагаю, будь мы в той же одежде что и с утра, швейцар не пустил бы нас внутрь. Эльфы, выбросив меня на улицу в обносках, разумеется, об этом не подумали. Для них главное эстетика, красота, а какая красота может быть в обычной харчевне? Конечно, они выбрали заведение покруче.
Метрдотель напоминал бородатого павлина. Он окинул нас суровым взглядом, зачем-то подозрительно принюхался ко мне (понятия не имею, чем это от меня пахло!), и повел нас вдоль общего зала, где в центре сверкало надраенной медью чудо прогресса – музыкальная машина гномов размером с тридцативесельный баркас. Скрипя, будто ржавая якорная цепь, она наигрывала песенку 'Преступное наслаждение'. Всего машина знала двадцать мелодий (Олник успел прожужжать мне все уши об этом чуде). Бросаем монетку в щель, дергаем стальной взводной рычаг, и – наслаждаемся скрипом и скрежетом искусственной музыки. Сливки общества за столиками вокруг восхищенно внимали, потягивая кахаву из фарфоровых чашек (часто – со сливками). От запаха этой дряни меня затошнило.
Кабинеты располагались в альковах, задернутых розовыми шторками. Над каждым висела большая позолоченная цифра.
Метрдотель посторонился, мы просочились за шторы, толкнули дверь восьмого номера и вошли.
Я был готов ко всему, даже увидеть в кабинете Митризена.
В кабинете никого не оказалось.
Какой сюрприз.
Может быть, я ошибся номером?
8
В глубокой тишине из-за пояса Олника вывалился молоток и с грохотом приземлился на полированный паркет.
– А где все? – осведомился мой приятель, суетливо подбирая оружие.
Роскошно обставленный, ярко освещенный кабинет был пуст, на столе – никаких яств, если не считать за таковые бумажные салфетки.
– Эркешш… Мы туда попали?
Туда? Несомненно, мой друг, несомненно.
Я негромко рыкнул сквозь зубы. Кажется, эльфы удачно выписали меня на роль шута.
– Я ценю хорошую шутку, но кому-то сегодня будет очень больно.
На грохот молотка вломился метрдотель – он, весь из себя сыщик, явно подслушивал под дверью. За ним маячила пара дюжих вышибал в костюмах 'вырвиглаз' (расцветка – розовая в желтую крапинку). Вид Олника с зубчатым молотком наперевес вызвал у троицы кратковременный ступор.
– Мы приглашены для приватного концерта, – быстро сказал я, демонстрируя мешок с обломком ситара. – Может, слыхали про знаменитых странствующих бардов 'Два-Сапога-Пара'? Так это мы и есть. Я исполнитель романтических баллад, а мой друг – единственный в мире гном, который играет на молотке для отбивания мяса. Нельзя измерить деньгами то, что он делает, это настоящее высокое искусство!
Метрдотель задумчиво открыл рот, но я атаковал его быстрее, чем он собрался с мыслями:
– Заказ на сегодня, похоже, отменен. Да, приятель, нас, по всему, обманули. Пусть этому гному выбьют второй глаз, если я когда-нибудь еще поверю молоденькой блондинке с вот такенным носом! Не стребовал задатка, видали такого идиота?
Его лицо дрогнуло. Вот вам и ответ: номер заказала эльфийка. Ну, погоди, добрая фея! Не тебе, так твоему подельнику сегодня будет худо! Привяжу его за блондинистые патлы к дверце кареты и пущу коней вскачь. Заезд через всю Харашту с остановкой у рынка. Вот крестьяне обрадуются!
Хм, если он, конечно, мужчина.
Окатив метрдотеля презрительным взглядом, я щелкнул напарнику пальцами:
– Чешем отсюда, маэстро!
И мы почесали. Дефилируя по залу, я осмотрелся из-под шляпы: а ну как шутники-эльфы притаились за одной из массивных колонн и злорадно прыскают в кулак?
Эльфов я не засек.
– Плакала моя кахава, – тяжко вздохнул напарник, когда мы вышли на улицу.