– А по-моему, – сказал Давид, – он молодец. Хорошо, толково распорядился.
– Ах, мистер Том, мистер Том, – шёпотом произнесла склонившаяся ко мне, как будто занятая подаванием кофе, Эвелин, – укусила-таки вас эта ядовитая мушка.
– Какая мушка? – растерянно и радостно шептал я в ответ, вдыхая аромат её волос. – Никто меня не кусал.
– Ну да, ну да. А кто это здесь распищался: “Без меня распорядились, без меня, Сэра Томаса, без меня, Великого!”
И упорхнула, отправилась к кофе и Алис. Ай, как было стыдно! Кровь прилила к лицу. И тут очень, очень вовремя послышался осторожный стук в дверь.
– Входите! – обрадованно крикнул я, – кто там?
Дверь распахнулась, вошёл Бариль, аккуратно прикрыл дверь, выпрямился по-военному. (Мы с Дёдли переглянулись: “ого!”.)
– Бариль, матрос “Дуката”, с известиями для капитана или мистера Тома.
– А почему “или”? – заинтересовался я.
– Имею сообщение, что капитан Стоун может спать от лекарств.
– Давай свои известия.
– За ночь дважды отправлял шлюпку к берегу – по просьбе вашего гостя, для дела, вам известного. Утром посетил “Африку”…
– Что?! – воскликнул Давид, испуганно вскинув брови, но тут же взял себя в руки: – Прошу прощения, джентльмены. Ты не сказал детям, Бариль?
– Ничего о случившемся. Наоборот, для того и посетил их, чтобы предупредить их возможное желание прибыть сюда. Сказал, что вы, мистер Дёдли, скоро пожалуете сами. Будьте уверены, на “Африке” полное спокойствие, никто ничего не знает. На палубу поднимался я один. Когда уходил, дети играли с человечками на клетках.
Давид откинулся к спинке дивана, вытер пот, а Бариль продолжил:
– Матросов вместе со мной десять, сейчас отдыхают. Кормлены дважды. На завтрак и ланч израсходовано: мяса – три фунта…
– Момент, Бариль, – остановил я его. – Это доложишь капитану. Что матросы сыты – замечательно. Что работал всю ночь и нас не тревожил – молодец. Да, молодец. А скажи-ка ты вот что. Откуда у тебя повадки военного моряка?
– Был матросом на английском военном судне. Пять лет назад. Потом был казнён.
– Что-что?!
– Именно так. Был сечён до крови, привязан к пустой бочке и брошен в море в акульем месте. Прошу прощения у дам.
– Что же ты натворил?
– Схватил за руку и оттолкнул офицера.
– Почему?
– Он избивал юнгу и впал в исступление. Ещё немного – и убил бы.
– Как же ты спасся? Акул не было?
– Сам-то я не помню. Но, как мне сказали, акулы были. Подобрала меня пиратская посудина. Сняли с бочки, а вокруг неё уже рисовали круги два или три плавника. Но – видно, не судьба.
– И сколько ты уже в Мадрасе?
– Два года, – он вскинул глаза кверху и быстренько подсчитал. – Столько же, сколько и Стоун. – И тут же поспешно поправился: – Капитан Стоун.
– Что же, по морскому делу скучал?
– А то нет! – его лицо озарилось ясной, почти детской улыбкой. – Очень скучал. По вечерам мы с капитаном только о море и толковали!
– “Бариль” – это что, бочка?
– Ну да. Это слегка искажённое баррель, то есть бочка.
– Да, брат, – покачал я головой, – подивил ты нас рассказом. Как-нибудь надо сесть, да выпить, да поболтать с тобой и капитаном о морских делах. Что, просьбы у тебя есть?
– Просьб не имею. Есть ещё поручение.
– Да? Какое?
– Ваш серый гость просил передать для леди Эвелин, в которой, как он объяснил, есть несомненный дар целительства, одну его книгу, за которой я и плавал к причалу ещё раз. Он сказал, что за эту книгу некий Пантелеус отдал бы своего плешивого кота. Я не понял, но переспрашивать не стал.
– Что за книга, где она?
– Книгу охраняет Каталука, он здесь, за дверью. Прикажете внести?
– Приказываю, – рассмеялся я.
