– Именно. С острым мачете можно сделать не две, а даже три нормы.
– Но ведь подносчики не будут успевать!
– Об этом уже подумал. Охранники завтра не у дел, мы как бы предоставлены сами себе. Я заберу у них лошадей.
– Нет, невозможно. Не отдадут.
– А я тут один секрет разузнал. Вот, кажется, скажи я им, что дон Джови велел зарезать друг друга, – так ведь возьмутся всерьёз за ножи. А он при ком-то из них приказал Хосэ дать мне всё, что потребую. Будут у нас лошади, будут. И мачете всю ночь точить будем. Никто и слова не скажет. Потому, что точить станем не таясь, открыто. Так что несите-ка их сюда, несите.
Самые важные распоряжения сделаны. Люди ушли по тропе, и тишина в той стороне говорит о том, что пока всё идёт хорошо. В лагере оживлённые разговоры и даже, как в это ни трудно поверить, смех. Длинный Нос кормил рабов небывалым ужином.
– Кажется, появилась свободная минутка, Томас? – проговорил кто-то рядом.
Пантелеус. Капли пота прочертили грязные дорожки на его покрытом пылью лице. Но глаза спокойные и даже довольные. Вот только кот, прятавшийся под одеждой у него на животе, а теперь показавший круглую плешивую башку свою в открытом клине ворота, имел вид тревожный и хмурый.
– Что, друг, – спросил я его. – В невесёлое приключение мы притащили тебя, верно?
Он быстро дёрнул кошачьим своим языком. Мелькнул, выказывая почти по-человечески осознанную опасность, его розовый кончик.
– Есть у нас дельце к тебе, – негромко сообщил лекарь, приминая ладонью на кошачьей голове встопорщенные острые уши. – Зайдём-ка в хижину. Пошептаться нужно.
Мы вошли в плотный, пропахший потом, кровью и настоявшимся человеческим страданием полумрак. Когда глаза привыкли и стали различать предметы, я увидел в углу большую охапку веточек, листьев и трав.
– Делаю вид, что начал собирать травы для нового рома, – приглушённо сказал Пантелеус. – Много нашёл хороших и сильных трав. Но главное – вот.
Он придвинулся ко мне, поднёс, оглядываясь, сжатый кулак к груди и раскрыл ладонь. На ней лежало несколько коротких коричневых палочек.
– Что это, – проникаясь его почтительным и осторожным к этим палочкам отношением, спросил я.
– Синявка, или Весёлая Габриэла, – ответил травник и непроизвольно передёрнул плечами.
– Красивое имя.
– Да, и сама трава-то очень красива. Когда цветёт – на синеватых её лепестках ярко горит по три алых пятнышка. Два – чуть вытянутые по вертикали, словно распахнутые в диком веселье сумасшедшие глазки. Под ними – пятно побольше, треугольное. Острым клинышком книзу, верхняя линия чуть вогнута. В точности растянутый в неудержимом смехе девичий ротик. Древние знахари, оставляя след её в своих рукописях, так и называли: Девочка Габи. Некоторые – Василисковая Габриэла. Ну и потом у разных народов были для неё разные имена: Ка-Туй, Карандора, Аспидка, Бирильца, Алые Глазки. Встречается исключительно редко, и многие врачеватели, занимающиеся травами, склонны считать её легендой, вымыслом. А вот мой учитель, встретившись с Габи, был так потрясён тем, что всё рассказанное про неё – правда, и, описывая то невероятное действие, которое оказывает на живой организм вытяжка из её корешков, называл саму траву не иначе, как Девочка Смерть.
– И как она нам… – начал было спрашивать я, уже прикасаясь к тревожной и сладкой догадке, какую именно пользу может нам принести это хохочущее алое девичье личико.
– Собаки, – совсем уже шёпотом произнёс Пантелеус. – За ночь я сделаю вытяжку. Останется только незаметно влить её в воду перед тем, как Хосэ будет поить собак.
– И что будет? – спросил я, почему-то вздрогнув.
– Человек умирает от неё минут через десять. Собака – через пять. Мышонок – мгновенно. Всё быстро и молча. Сдавленное горло, пена изо рта, выпученные глаза. Так, во всяком случае, нарисовано в древних рукописных травниках.
– А сколько нужно вытяжки, чтобы свалить всех собак? Для Хосэ останется?
– В сердце моём впечатана клятва. Никогда не использовать силу трав во вред человеку, какой бы он ни был. И как бы к тому ни принуждали обстоятельства. Но Хосэ – он не человек. Он зверь. Сделаю и для Хосэ.
ГЛАВА 9. ВОССТАНИЕ
ПЛЕННИЦА ЛЮДОЕДА
Длинному Носу было приказано утром никого не будить. Я очень хотел, чтобы люди поспали лишний час и набрались бы сил: день предстоял нешуточный. Не вышло. Бедные рабы сами, повинуясь страшной привычке, в известный всем час стали просыпаться и выходить из хижин. Их хорошо покормили.
– Тамба, – сказал я взволнованному африканцу, – сообщи своим, что сегодня нужно работать не жалея себя. Один день. Если сделаем две обычные нормы – вечером меня назначат управляющим. Я возьму на себя сторожей и мушкеты. Ещё один человек позаботится о собаках. Тогда, если захочешь, – уводи всех в Адор. А захочешь – пойдёшь с нами: моя команда отправится в глубь острова, искать дона Джови.
– Мы спрячем женщин в лесу, – горячо заговорил он, сверкая глазами. – А все мои мужчины встанут рядом с тобой. Мы тоже пойдём искать дона Джови!
