Дуэнья

Исаак. Она сказала, что сбежала от своего отца, дона Гусмана, и что причиной этому – ее любовь к одному молодому человеку здесь, в Севилье.

Дон Фернандо. О небо! Она в этом призналась?

Исаак. Да, сразу же призналась. Но только, говорит, мой возлюбленный не знает о моем побеге и не осведомлен о моих намерениях.

Дон Фернандо (в сторону). Небесное создание! Откуда же я мог знать, в самом деле! О, я счастливейший из людей! (Громко.) Ну и что же, Исаак?

Исаак. Ну так вот, она умоляла меня разыскать его и привести к ней.

Дон Фернандо. Какое счастье, боже мой! Так идем же, не будем терять времени. (Увлекает его за собой.)

Исаак. В чем дело? Куда идти?

Дон Фернандо. А что такое? Или еще что-нибудь случилось?

Исаак. Случилось? Да. Случилось то, что меня тронули ее речи, и я согласился исполнить ее желание.

Дон Фернандо. Так где же она?

Исаак. Как – где она? Я же вам сказал: я согласился исполнить ее желание и оставил ее вполне благополучно в объятиях ее возлюбленного.

Дон Фернандо. Что за шутки, черт вас побери? Я же не видел ее!

Исаак. Вы? Конечно, нет! На кой прах вам было бы ее видеть? Ей нужен был Антоньо, и я оставил ее в обществе Антоньо.

Дон Фернандо (в сторону). Смерть и безумие! (Громко.) Как? Антоньо д'Эрсилья?

Исаак. Он самый. Но всего забавнее то, что сперва он не решался ее брать. Он долго разглагольствовал о чести, о совести, о верности какому-то другу. Но, видит бог, мы скоро все это преодолели.

Дон Фернандо. В самом деле?

Исаак. О да, очень быстро. «Какой обман!» – он говорит. «Ха, – говорит она, – плутовать в любви дозволено». «Но как же, ведь это мой друг», – он говорит. «Ха, плюньте вы на вашего друга», – я говорю. Так этому другу и не повезло. Не повезло, да. Теперь он может вешаться, когда ему угодно.

Дон Фернандо (в сторону). Я уйду, иначе я себя выдам.

Исаак. Постойте, Фернандо, вы самого лучшего еще не слышали.

Дон Фернандо. А ну тебя к черту!

Исаак. Что за новости! В чем дело? Я думал вас позабавить.

Дон Фернандо. На дыбу тебя, на плаху, в пекло!

Исаак. Позвольте, не вы же, надеюсь, этот злополучный влюбленный друг. Или это вы? Честное слово, кроме шуток, это он! Это лучше всего остального. Ха-ха-ха!

Дон Фернандо. Что? Ты смеешься? Подлый, проклятый жулик! (Хватает его за шиворот.) Если бы ты стоил моей ярости, я бы душу из тебя вытряхнул! (Отбрасывает его.)

Исаак. Боже милостивый! Так обращаться с зятем!

Дон Фернандо. Слушай, каналья! Говори немедленно, куда отправились эти предатели, или, клянусь жизнью… (Обнажает шпагу.)

Исаак. Ради бога, шурин дорогой, не приходите в ярость! Я постараюсь вспомнить.

Дон Фернандо. Живо, смотри!

Исаак. Сейчас, сейчас… Разная память бывает у людей. У иных память обманчивая. А у меня память робкая, она уходит в пятки при виде обнаженной шпаги – честное слово, уходит, И сейчас я столько же способен драться, сколько вспомнить что-нибудь.

Дон Фернандо. Ладно, скажи мне правду, и я тебя не трону.

Исаак. Да-да, я знаю, что вы меня не тронете, шурин дорогой. Но эта неприятная вещица у вас в руке…

Дон Фернандо. Ты что же, не желаешь ничего говорить?

Исаак. Нет-нет, я скажу. Я все скажу, жизнью клянусь! Но к чему вам слушать со шпагой в руке?

Дон Фернандо. Хорошо, изволь. (Вкладывает шпагу в ножны.) Ну?

Исаак. Так вот, мне кажется, что они пошли… то есть мой приятель Карлос сказал мне, что он оставил донью Клару… дорогой Фернандо, уберите ваши руки… в монастыре святой Каталины.

Дон Фернандо. Святой Каталины?

Исаак. Да. И что Антоньо должен был к ней туда прийти.

Дон Фернандо. Это правда?

Исаак. Правда. И это все, что я знаю, клянусь жизнью.

Дон Фернандо. Ладно, трус, мне твоя жизнь не нужна. Месть мою почувствует этот лживый, бесчестный Антоньо!

Исаак. Да-да, убейте его. Перережьте ему горло, и будьте здоровы.

Дон Фернандо. Но Клара! Какой позор! Она не стоит моего гнева.

Исаак. Не стоит, шурин дорогой. Честное слово, я бы на нее не стал сердиться. Она того не стоит, уверяю вас.

Дон Фернандо. Врешь! Она достойна ненависти королей!

Исаак. Верно, верно, она такова. И я бесконечно жалею вас, понесшего такую утрату.

Дон Фернандо. Молчи, каналья! Как смеешь ты меня жалеть?

Исаак. О, простите, шурин дорогой! Я вас ни капельки не жалею, клянусь душой.

Дон Фернандо. Убирайся прочь, дурак, и впредь меня не раздражай. Только твое ничтожество спасает тебя!

Исаак (в сторону). Очевидно, мое ничтожество – мой лучший друг. (Громко.) Я иду, дорогой Фернандо. (В сторону.) Ну и горячая голова у этого проклятого драчуна!

Картина третья

Монастырский сад.

Входят донья Луиса и донья Клара.

Донья Луиса. И ты действительно не хочешь, чтобы мой брат тебя нашел?

Донья Клара. Иначе почему бы я пряталась под этим нарядом?

Донья Луиса. Быть может, потому, что он тебе к лицу. Ведь не собираешься же ты на всю жизнь остаться монахиней?

Донья Клара. Если бы Фернандо не нанес мне такого оскорбления сегодня ночью…

Донья Луиса. Да нет же, просто его боязнь лишиться тебя придала ему дерзости.

Донья Клара. Ты, должно быть, считаешь меня жестокой. Но, клянусь тебе, если бы сейчас он оказался здесь, мне кажется, я бы его простила.

ПЕСНЯ

Как мы легко прощаем
Возлюбленным своим!
Довольно дня разлуки,
Чтоб мы вернулись к ним.

Вчера меня обидел
Твой безрассудный брат.
Он заслужил изгнанье,
Он тяжко виноват.

Но, если б он сегодня
Ступил на мой порог,
Мой взгляд его простил бы,
Опередив упрек.

Донья Луиса. А я начинаю думать, Клара, что ты серьезно решила стать послушницей.

Донья Клара. И серьезно, я не знаю, не лучше ли всего мне остаться в монашеской рясе.

Донья Луиса. Монашеская ряса, несомненно, очень хороша для маскарада. Но ни одной миловидной женщине, если она не сошла с ума, не придет в голову носить ее дольше одного вечера.

Донья Клара. А вот явился и твой Антоньо. Я не стану вам мешать. Ах, Луиса, с каким счастливым нетерпением ты обернулась в его сторону! (Уходит.)

Входит дон Антоньо.

Дон Антоньо. Ну что, моя Луиса, есть какие-нибудь новости?

Донья Луиса. Никаких. Человек, которого я послала с письмом к моему отцу, еще не вернулся.

Дон Антоньо. Откровенно говоря, я не вижу, чего нам ждать от твоего отца.