пульсирующую жилку.
Трепеща от не находящей выхода страсти и содрогаясь от ужаса, Рене вдруг поняла, что повторяет его собственные слова.
Мое отмщение.
Девушка напряглась, закричала и забилась под ним, но он и не думал останавливаться. И тогда она поняла: обращаясь с ним, как с вампиром, она выпустила на волю зверя, жившего внутри него. Внутренне сжавшись и готовясь к неизбежной боли, она крепко зажмурилась и стала молиться, горячо и безмолвно. Рене почувствовала, как холодная тяжесть медленно пронизывает ее шею. Но боли не было. Кровь фонтаном ударила из ее жилы прямо ему в горло, обжигая небо, и девушку сотрясла жаркая волна наслаждения, погружая ее в пучину сладкого опустошения и беспамятства…
Майкл вновь задвигался в ней, ощущая желание, кипевшее у девушки в крови, и рыча от удовольствия. Рене окончательно утратила всякое представление о реальности. Она почувствовала, как ее поднимает неведомая и ласковая сила, несет все выше и выше, туда, где звездными искорками вспыхивают сбывшиеся мечты.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Мы — всего лишь пепел и тени.
Жажда крови вернулась к нему. За несколько мгновений, показавшихся ему вечностью, он вновь превратился в бешеного монстра. В вампира, не думающего ни о чем, подчиняющегося древнему инстинкту. Но в его гаснущем сознании успел оформиться один–единственный сдерживающий импульс — он должен остановиться, чтобы Рене не ощутила боли в шее.
Но потом удовольствие, пьянящее и головокружительное, подхватило его и понесло на крыльях бурного восторга, о котором можно было только мечтать.
Кровь Рене наполнила его рот потрясающим богатством оттенков вкуса. Он проник к ней в разум и растворился в ее теле, всеведущий и всезнающий бог. Они слились воедино, и наслаждение, которое испытывала она, пробуждало ответные чувства в нем. Ее продолжительный экстаз совпал с его освобождением, разрывая его на части и лишая сил. Он чувствовал себя опустошенным и пресыщенным изобилием одновременно.
Он был счастлив.
Майкл скатился с Рене и крепко обнял ее маленькое сильное тело.
— Майкл, — растерянно пробормотала девушка. — Ты не сделал мне больно.
Но вина его от этого не стала меньше. Сгорая от стыда, Майкл уставился на потолочные балки. Ему и в страшном сне не могло привидеться, что когда–нибудь он так поступит с ней. Он считал свои угрозы пустым звуком и только теперь вдруг осознал, в кого превратился. Он стал вампиром, на долгие и долгие века обреченным бродить по земле в сумерках, чужаком, которого боятся и презирают, одиночкой, не нужным никому.
Над морем вставало солнце. Рене крепко спала в его объятиях. Майкл поразился тому, как мирно спит девушка, прижавшись спиной к его груди, после того как он надругался над ее телом, набросившись на нее, как грязная и похотливая свинья.
Ненавистный, кровожадный, обаятельный монстр.
Прошло уже два часа, а тело его по–прежнему пело и трепетало, подобно спущенной тетиве гигантского лука, не желая остывать и успокаиваться.
Стараясь не разбудить девушку, он осторожно откинул в сторону ее черные как вороново крыло волосы и принялся внимательно изучать следы укусов у нее на шее. Что же, следовало признать, выглядели они далеко не так ужасно, как он себе представлял. Хвала богам. Два отверстия размером с игольное ушко. Ничего особенно отвратительного, совсем не те кратеры, которые оставлял на телах своих жертв Фердинанд. «Как символично, — подумал Майкл, — что даже в пылу охватившего меня кровожадного безумия инстинкт защитить девушку оказался сильнее всех прочих чувств».
Тем не менее, его страшная вина не становилась от этого меньше.
— Ты укусил меня, — сонно пробормотала Рене, просыпаясь.
— Прости, — охрипшим от волнения голосом ответил молодой человек.
— Не говори глупостей. Ты сорвал голос, когда орал от удовольствия.
Майкл покраснел до корней волос. От одной только мысли о том, что произошло между ними совсем недавно, он испытывал возбуждение в той части тела, которая прижималась к округлым ягодицам девушки. Неловко заерзав, он попытался отодвинуться от нее. Она пресекла его жалкие попытки, взяв его руку и поднеся к своим губам.
— Не бросай меня. Я… мне понравилось.
Он поцеловал ее бархатную щечку.
— Знаю, но ты могла истечь кровью. Клянусь, этого больше не повторится. Никогда.
— Не давай обещаний, сдержать которые ты не в состоянии. Как ты намерен дотерпеть до берега?
— Это ведь ты — мой тюремщик, а не наоборот. Я думал, ты приказала погрузить на борт пару овец для морского путешествия.
— Прошу прощения. — Рене выгнула шею, чтобы взглянуть на него, и коротко рассмеялась. — Запасаясь провизией, я как–то позабыла о твоей любимой диете. Непростительный промах с моей стороны.
— Хорошо, что ты еще способна шутить на эту тему, вместо того чтобы хвататься за свой серебряный кинжал.
— Ты больше не сердишься на меня. Я чувствую… что ты простил меня. И поэтому я снова могу улыбаться.
— Я простил тебя еще тогда, когда ты отказалась заколоть меня, несмотря на мои угрозы. Кроме того, — юноша широко улыбнулся, — у нас говорят: «Милые бранятся — только тешатся».
Фиалковые глаза, похожие на сверкающие драгоценные камни, расширились.
— Так ты испытывал меня? Майкл! Ты — настоящий дьявол! Еще бы, ты ведь знал, что можешь освободиться в любой момент.
Майкл не стал возражать, но заметил:
— Я не успел бы освободиться вовремя, если бы ты не колебалась и проявила больше решительности.
Она долго, не мигая, смотрела на него. Глаза девушки потемнели, когда ей открылась правда.
— Ты хотел умереть.
Он отвернулся, чтобы не встречаться с ней взглядом, ласково перебирая пряди иссиня–черных волос.
— Майкл, ты должен примириться с тем, кто ты есть. Потому что поделать с этим ничего нельзя.
— Знаю. — Он провел рукой по ее шелковистой коже, в который уже раз восхищаясь изумительной красотой девушки. Он мог любоваться ею вечно, и это зрелище никогда не приелось бы ему. — Ты должна отвезти меня назад, Рене.
Фиалковые глаза потемнели.
— Ты не хочешь ехать со мной?
— В качестве кого? Супруга? — язвительно поинтересовался он. — Или любовника? Или твоего придворного шута? Или ученика твоего маляра? Ну–ка, скажи, какую роль ты отводишь мне в своей жизни?
— Друга! — мгновенно нашлась дерзкая девчонка, вернув себе врожденное самообладание придворной дамы.
