нашей кухне. Ты строгала капусту, я смотрел на тебя и вдруг, неожиданно для себя, сказал:
– Выходи за меня замуж.
– Что?
Я помню, как засияли твои глаза.
– Выходи за меня замуж.
Ты опустила глаза к капусте и, улыбаясь едва-едва, тихо сказала:
– Хорошо.
31 января 1987 года мы поженились. У таксиста, который нас вез в загс, звучали “Две звезды ” в исполнении Пугачевой и Кузьмина. У таксиста, который вез нас из загса, звучало то же самое. “ Нет,
– говорила ты, когда мы вспоминали об этом, “Две звезды ” и еще… ” Что еще? Видишь, какая у меня память? Но то, что
Пугачева, – это точно. А вот когда я попросил тебя выйти за меня замуж, точно не помню. Может быть, в сентябре 86-го?
7 января
Поздравляю, родная, с Рождеством Христовым. Врачи прописали мне иногда гулять обязательно с сопровождением. Если придет Виолетта
Борисовна, то постараюсь добраться до мастерской и прихватить там одну черно-белую пленку, старую-старую, еще до отъезда Чучи в Германию, может быть, мы там есть. Пусть Ирка напечатает.
10 января
Сбылась твоя мечта, родная, квартиру освятили. В связи с тем, что я не могу дойти до церкви, а если и дойду, то вряд ли выстою хотя бы полчаса, отец Сергий, с которым мы, помнишь, познакомились на премьере “ Мусульманина ”, пришел к нам домой.
Сперва освятил квартиру, потом соборовал меня, а потом, уже после исповеди, причастил. Мама очень довольна. Базиль сказал, что, несмотря на то, что и так любит наш дом, теперь значительно лучше и легче. После больницы он боялся, что я в нем сойду с ума и врежу дуба. Теперь он спокоен.
11 января
Как-то, когда я учился в Университете, на ул. Горького, недалеко от Пушкинской, я остановил девушку – это был один из тех случаев, когда я мог пристать даже на улице, в метро, в библиотеке – да где угодно. Главное – пристать, а там как получится. Семидесятые годы в конце концов. Уже не хиппи, еще не дядя. Которым так и не успел стать. Как я остановил, не помню, помню, что она не очень-то хотела. На улице она не знакомилась. Давай не на улице. “ Я спешу на репетицию ”.- “
Куда? ” – “ В учебный театр ”. Мы свернули к учебному театру в
Гнездниковский переулок. “ Во сколько кончится репетиция?” -
“Точно не знаю. Может быть… ” – Она назвала время. Не помню, во что она была одета. Во что-то светлое, во что-то приличествующее концу семидесятых. Светлые волосы, светлые глаза. “ Я буду ждать ”.- “ Зачем? Может, не стоит? ” Разумеется , я не помню деталей. Но помню ощущения: она была очень сильной, сильнее меня… как личность. Вот запомнил же я это ощущение. Я бесцельно слонялся по улицам, а у нее была цель жизни. Она скрылась в дверях театра. Я забыл спросить ее имя. Вернулся на
Горького. Послонялся. С кем-то встретился. Дошел до кафе
“Север ”. Все наши места: мои, твои, всех нас. ВТО напротив.
Вернулся к театру, почитал репертуар, помялся и зашел. Вахтерша на входе спросила: “Куда? ” – “На репетицию ”. Зашел в зал: сцена пуста, наверное, не начинали. Я никогда не был в учебном театре, но знал, что могли репетировать и не на сцене, а в каком-то маленьком помещении. Влез на сцену, крикнул: “А-у!.. ”
А могли репетицию отменить. “А-у!.. ” Ушел из театра и никогда больше в нем не был. К предполагаемому концу репетиции не пришел.
– Ты говоришь, это была я?
– Мне кажется, ты. А ты не помнишь?
– На улице часто приставали.
– Но вспомни: или май, или июнь, учебный театр, репетиция.
– Я или другая могли ведь так отделаться: зайти в театр, подождать и смыться. Слушай, а на тебе были такие драные джинсы и рубашка незаправленная, тоже голубая с какими-то пятнами краски?
– Запросто. Вспоминаешь теперь?
– Вспоминаю. Очки как у Джона Леннона? Я шла в учебный театр, опаздывала, а тут какой-то хиппарь пристал, что-то бубнил. Ты мороженое предлагал поесть?
– Может быть.
– Волосы длинные и лохматые?
– Скорее всего.
– Немытый, грязный?
– Как это?
– Ты ведь грязнуля. А тогда, наверное, был прегрязный, если некому было ругать.
– Мне никто не говорил, что я был грязнуля.
– Вы все были грязные, вот никто и не говорил.
– Ну хорошо, пусть я был грязный, хотя краска – никакая не грязь. И джинсы не могли быть драные, мне мама зашивала.
Заношенные, застиранные, но не драные и не грязные. Я в грязных не хожу.
– Да ты посмотри, а это что? Вот это вот на коленях, вот это на карманах, ты на задницу посмотри!..
Так мы с тобой и не выяснили. Чаще всего ты говорила: “Нет,
Сережа, ничего подобного не было ”. Или: “Нет, Сережа, это был не ты ”. “Да нет, – говорил я,- все дело в глазах ”.
Я ничего особенного и не помню, только эти глаза твои светлые.
Других таких глаз нет. Может быть, мне только хочется, чтобы это была ты.
16 января
Я говорю себе: не думай, не думай. Неужели, Леночка, ты решила в ту субботу? проделать тот же путь, что и в ночь с четверга на пятницу, за два дня до того? А ведь какой я дурак был, когда, выбежав в ту ночь за тобой, свернул налево, а не направо – к
Театру Моссовета. Ведь театр – это свои, Театр ли это Моссовета или какой другой, недаром все машины на съемки ждали тебя у служебного входа Моссовета, там ты назначала встречи, туда тебе приносили сценарии и пьесы. Я побежал налево, описал круг, но нашел-то тебя справа от театра, на лавочке. Я нашел тебя, и ты покорно пошла домой, легла спать и утром сказала: “Как же мы все же любим друг друга ”. Мы завтракали и радовались, что завтра, в субботу, едем на дачу. В субботу.
Но ты не поехала.
Всё. Я помню всё. Как я мог уехать без тебя? А вот смог же. И
– всё.
17 января
Могила твоя вся в снегу, белом и пушистом. Я положил шесть красных гвоздик. Феклистов сказал: “Как же гвоздики красивы на снегу, никогда не знал ”. Он воткнул в снег какие-то фиолетовые горные цветы с тонкими и колючими листьями. Два мандарина, зеленое яблоко, иерусалимская свеча. Твой покрытый инеем портрет. У папы никак не хотела гореть свеча, оставшаяся от моего соборования, а твоя, иерусалимская, горела. От нашего большого пучка, который ты зажгла в Храме Гроба Господня, остались три свечи. Три последние свечи, которые ты держала в руках.
18 января, 1.23, день
И все-таки жаль, что нельзя вспомнить поминутно и посекундно хотя бы наши двенадцать лет и семьдесят пять дней.
За окном белым-бело, лежит снег. Очень хочется погулять. Как,
Леночка, ты любила снег! А какой снег на Сахалине! Я никогда его не видал, но знаю… Ты так любила сахалинскую зиму.
