— Так кто же вам звонил? — спросил Окцитанус; он словно с трудом приходил в сознание и теперь вдруг припомнил, что был телефонный звонок.
— Какое все-таки странное предложение от такого человека! Очень странное!
— Вот как! — рассеянно пробормотал Окцитанус.
— Я охотно признаюсь вам, что это звонил директор одного из наших крупнейших национальных предприятий, человек, пользующийся мировой известностью. В настоящее время он проводит свободные ночи у фру Лэвквист.
— Лэвквист? Скорпион? Жена Кнуда Эрика Лэвквиста?
— Да, жена торговца овощами. Она, вероятно, не простая базарная торговка? Вы знаете ее?
— Нет. Я слышал, что она интересная.
— Вне всякого сомнения! Но я не представлял себе, что у нее такие знакомства. Да, вы понимаете, господин директор, я не могу даже вам назвать его имя!
— Понимаю, — сказал Окцитанус, который за долгие годы работы в полиции научился неплохо отгадывать.
— Он, по-видимому, в какой-то степени эпикуреец, — глубокомысленно изрек Ботус. — Но, как я часто говорил, не следует осуждать людей. Если судьба не послала тебе благословения, наделив хроническим катаром толстых кишок, то, по-видимому, очень трудно жить в согласии с теми требованиями этики и нравственных норм, которые я для себя установил.
Как бы в подтверждение этих слов директор полиции два раза чихнул. А министр юстиции продолжал:
— Вы сказали недавно, что следует разрешать стоящие перед полицией задачи, «невзирая на лица». Излишне говорить, что я, конечно, вполне с вами согласен; это относится также и к данному случаю, когда есть опасность, что фамилия Ботус будет запачкана разнузданной, падкой на сенсацию прессой, которая жива лишь глупостью и развратом толпы.
— Я понял так, что расследование но делу конторского служащего Торвальда Ботуса приостановлено по распоряжению министра…
— Расследование прекратил полицейский инспектор Александер. А, как вы знаете, я ведь был первым, кто потребовал расследования. Я всегда боролся против половинчатой честности и нечистоплотности, которые, к сожалению, часто встречаются в нашей общественной жизни наряду с безответственной практикой — действовать с черного хода или по протекции, что, как ни прискорбно, склонны делать некоторые из моих коллег и уважаемых товарищей по партии. Когда я понял, что мой племянник Торвальд имел личные расходы, которые превышали его заработок в качестве конторского служащего в «Государственной денежной лотерее»…
— …почти в десять раз, — вставил Окцитанус.
— …превышали его заработок, неважно насколько, — продолжал министр юстиции. — Раз поступок нечестный, то все равно, какова сумма, большая или маленькая. Сначала я лично расспросил молодого человека, и он признался мне, что имеет побочный доход, работая для разведки одной страны. Это действие противозаконное, вот почему я вызвал полицейского инспектора Александера и просил его начать расследование.
— Надеюсь, речь идет о разведке одной из стран Запада? — спросил директор полиции.
— Совершенно безразлично, раз формально закон запрещает такую деятельность! — строго сказал Ботус.
— Даже после того, как мы стали участниками Северо-атлантического союза? Ведь дочь премьер- министра официально состоит на службе в…
— Это дело самого премьер-министра. Для меня важна буква закона! Я просил полицейского инспектора Александера предпринять тщательное расследование и получил от него, как вы, вероятно, знаете, рапорт, который вполне меня успокоил. Решительно нет никаких данных о том, что Торвальд занимается шпионажем. В рапорте намекалось, что он, по-видимому, имеет доходы от азартных игр, а также выгодно использует некоторые из своих знакомств.
— Да, дела неважные, — сказал директор полиции.
— Неважные? Что вы подразумеваете?
— Я имею в виду параграф 203 Уголовного кодекса: «Тог, кто пытается извлекать доход, играя в азартные игры или заключая такого же рода пари, если они не дозволены специальным на то постановлением, или же поощряя подобные игры…»
— Но ведь в рапорте ясно говорится, что всякое подозрение о наказуемом шпионаже отпало. Также совершенно исключено, что Торвальд, занимая подчиненную должность, был в состоянии совершать хищения в «Государственной денежной лотерее». При данных обстоятельствах я не нашел никаких оснований, чтобы полицейский инспектор Александер продолжал расследование. Поэтому оно было прекращено.
Директор полиции Окцитанус ничего не ответил. Его знобило, он чувствовал, как по всему телу быстро распространяется простуда. Завтра он сляжет в постель с опухшими глазами, потеряет вкус и обоняние. А сейчас он задыхался от странного сладковатого запаха в этом доме, где комнаты проветривались очень редко. Чай у него в желудке сделался холодным как лед, а девять ванильных крендельков нетронутыми лежали на блюде. Стеклянный сосуд с оперированным в 1908 году отростком слепой кишки стоял на письменном столе рядом с фотографией маленького толстого мальчика с аденоидами в носоглотке. А дождь на улице все капал и капал…
ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ
В доме № 68 на улице Цидатели фру Карелиус вместе с двумя детьми печально праздновала рождество. Гусь, купленный в расчете, что отец семейства вернется домой, был жирный и великолепный, но он оказался слишком велик для трех человек. А супа из потрохов хватило даже до Нового года. Семья с облегчением вздохнула, когда покончила со всем, что пахло гусем и напоминало о рождестве.
Главный врач полиции, психиатр доктор Мориц, уехал на зимние каникулы в Сицилию, поэтому лектор Карелиус был вынужден ждать. Свое пребывание в старой Городской тюрьме он скрашивал чтением жалобных песен, которые писал Овидий в разлуке с женой и детьми; он вел тогда безрадостную жизнь в ссылке, среди полудиких племен, в таком месте, куда южный ветер доходил, лишь утратив свою силу.
Медленно и скучно тянулось время для одинокого поэта, жившего среди варваров, которые смеялись, когда он говорил по-латыни. Зимнее солнцестояние не укорачивало ночи; смятенный рассудок Овидия воспринимал все превратно. Лектор Карелиус испытывал глубочайшее сочувствие, читая эти жалобы, которые были написаны почти два тысячелетия назад.
Он отнюдь не скучал о главном враче полиции Морице. Еще до того, как доктор Мориц уехал в страну, где цветут лимоны, состоялась первая встреча лектора Карелиуса с этим оригинальным человеком. Беседа продолжалась всего четверть часа, но в течение этого короткого промежутка времени разговор принял оборот, который удивил лектора, — он не привык рассказывать посторонним интимные подробности о своих отношениях с супругой.
Дело началось невинным вопросом, который с хитрой улыбкой задал ему доктор Мориц:
— Что бы вы сделали, если бы когда-нибудь, гуляя по узкой проселочной дороге, неожиданно увидели, что вам навстречу движется военное судно?
Когда же лектор помедлил с ответом по поводу такого удивительного случая, главный врач полиции добавил:
— Очень большое военное судно! Сверхмощный линейный корабль! Причем движется на вас с огромной скоростью! Что вы стали бы делать?
— Я стал бы… я, наверное, прыгнул бы в сторону! — ответил лектор Карелиус, испуганный тем, что надо принимать решение по такому странному вопросу, а также безумным выражением глаз доктора Морица.
