подчиненный служащий, сержант полиции, хотя сомневаюсь, чтобы вы и в дальнейшем могли работать в этом же чине. Временно вас переведут на другую работу, пока не будет решен вопрос, не следует ли понизить вас в должности!
«Быть может, мне это снится, — подумал сержант. — Конечно, я вижу сон. Скорее бы только проснуться!»
— Вы, не имея на то оснований, дерзко вторглись в чужую область работы и тем самым помешали раскрытию серьезного дела!
— Я нашел убийцу, — робко сообщил сыщик.
— Сознательно или несознательно вы помешали раскрытию преступления, если не сказать, что сделали это невозможным!
— Я задержал убийцу. Он сидит здесь в одной из камер, — в отчаянии проговорил сыщик.
— Вы, по-видимому, считаете возможным все время противоречить мне! — повысив голос, сказал Окцитанус. — Вы думаете, что обладаете большим опытом и лучше разбираетесь во всем, чем ваши начальники! Вы упорно стремитесь обучать меня методам и приемам работы. Неужели вы рассчитываете, что такое упрямство может улучшить ваше положение?
— Разве я нанес делу вред, найдя преступника? — осмелился спросить сыщик.
— Вы нанесли вред делу! Вы саботировали дело! Вы запутали дело! — проревел директор полиции. — Вы проявили упрямство, вели себя не по-товарищески, некорректно, не по-полицейски! Понимаете, что я говорю?
— Да, — ответил сержант.
— Согласны на получение выговора?
— Да, — сказал сыщик.
— Ну так вот! — заявил директор полиции и, вынув лист бумаги, громким голосом прочел длинный и строгий приказ о выговоре.
У дверей подслушивали два секретаря и две «весталки». Сержант Боллевин выслушал выговор, стоя навытяжку. На глазах у него показались слезы.
— Можете идти! — объявил директор полиции. — Потом вам сообщат, на какую работу вы будете переведены. Возможно, в один из полицейских участков.
— Слушаюсь, — сказал сыщик.
— Можете идти.
Сыщик повернулся кругом и, сойдя с руки на мозаичном полу, зашагал по другим рисункам к выходу. Секретари и «весталки» смотрели на него с отвращением.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ
«Ярд» страдал от недостатка кадров. Около двадцати служащих полиции были сняты с работы, и дела их расследовались другими полицейскими служащими. Выбыло из строя еще двадцать человек, угодивших в тюрьму. Полицейские были страшно заняты: арестовывали друг друга, допрашивали один другого и писали друг на друга доносы. Полицейские адвокаты подсиживали других полицейских адвокатов, и втайне каждый мечтал засадить своего коллегу. Жизнь бурлила повсюду, как никогда раньше. В длинных коридорах «Ярда» чины полиции преследовали друг друга, подкарауливая где-нибудь в темном углу, и подслушивали у дверей телефонные разговоры.
«То доверие, к завоеванию которого мы призывали, еще не достигнуто, — писала газета „Дагбладет“. — Теперь надо требовать, и это настоятельно диктуется развитием событий, твердой рукой вырвать сорняки — и таким решительным образом, чтобы не оставалось никаких сомнений в демократической сущности нашей страны. Незыблемая сила западной демократии состоит в том, чтобы не поддаваться влиянию чуждых настроений и криков черни. Мы неизменно сохраняем веру в нашу полицию и наш суд. В своей основе это здоровые учреждения. Однако нужно обеспечить безопасность для всех и завоевать утраченное доверие!»
Газета полагала, что лучше всего можно этого добиться при помощи специальной комиссии, и настаивала на создании беспристрастной и разносторонней «комиссии по делу о Скорпионе»; пусть она спокойно и рассудительно, по-демократически разберется во всех обстоятельствах дела и восстановит доверие, это непременное условие для процветания демократии. Тут же газета с удовольствием вспоминала о Парламентской комиссии политических деятелей, которая была создана в 1945 году; она должна была расследовать случаи сотрудничества с врагом, сотрудничества тех самых политических деятелей, которые до сих пор оставались на своих постах и распространяли свое умиротворяющее влияние.
А «дело о Скорпионе» было трудное. Выступление свидетелей сконфузило судью. Некоторые защитники проявили недисциплинированность и задавали такие вопросы, что судья лишь с трудом мог предупредить ответы. Большой Дик, который оказался в числе свидетелей, пользовался у суда особым почетом. Его заботливо ограждали от нескромных и бестактных намеков на его прежнюю деятельность. Хотя он и был близким другом Лэвквиста и Толстяка Генри и часто бывал у них, когда приходилось делить краденое, продавать продовольственные талоны и прятать контрабанду, все это, однако, не могло послужить ему во вред, так как он в подобных случаях ничего не видел и не слышал, а когда встречался с друзьями, разговаривал с ними только о погоде.
Министр юстиции Ботус и директор полиции Окцитанус регулярно встречались, обсуждая создавшееся положение и те меры, при помощи которых можно было бы подчинить «дело о Скорпионе» своему контролю. Иногда к ним являлся гость — обаятельный иноземный дипломат, который изучил язык страны и принимал живейшее участие в ее делах, а также давал полезные советы и указания, руководствуясь богатым в этой области опытом своего государства.
Большой Дик и инспектор полиции Оре встретились в масонской ложе под названием «Фраксини», или «Синяя орденская лента»; эта ложа обязывала своих членов быть умеренными во всем и соблюдать моральные нормы. Инспектор полиции пользовался известностью как эксперт по убийствам и принадлежал к тем кругам полиции, которые широко общались с рядовыми гражданами. На своих собраниях в ложе «Фраксини» господа надевали на шею, помимо других украшений, широкую шелковую ленту небесно- голубого цвета, к петличке они прикрепляли маленькую эмалевую бабочку и называли друг друга братьями.
— Брат Дик, какие ужасные времена настали! — говорил инспектор полиции.
— Брат Оре, относись ко всему спокойно! — отвечал Большой Дик. — Все образуется, брат мой!
И братья усаживались в тихом уголке ложи и, попивая лимонад, толковали о делах.
А редактор Скаут и сержант уголовной полиции Йонас встречались иногда в маленьком американском баре, откуда однажды вечером кто-то позвонил по телефону инспектору полиции Хорсу. Именно тут Скаут узнал секретные новости о связи между обоими двойными убийствами, об исчезнувших людях и таинственных иностранцах; он мог бы, конечно, сделать в своей газете ряд тонких намеков, однако люди, которые финансируют газету, дали ему понять, что это было бы нежелательно. Письма читателей, возражавших против обвинения лектора Карелиуса в двойном убийстве, были задержаны заграничным советником правления газеты, хотя идеалистически настроенный Скаут охотно начал бы энергичную кампанию в пользу преследуемого лектора, которому явно симпатизировало большинство читателей. Сержант полиции Йонас собрал втихомолку обширный материал, но поостерегся что-либо предпринять, чтобы не сделать той же ошибки, какую совершил сыщик Боллевин. Беднягу понизили в должности за то, что он раскрыл больше, чем это было желательно. Йонас не докучал в «Ярде» своими открытиями и предположениями. Такими делами вообще было очень опасно заниматься.
Торговец зеленью Лэвквист и торговец коврами Ульмус встретились в зале суда, где в нише напротив кресла судьи стояла гипсовая дама с повязкой на глазах, держа меч и весы, и собирала на себя пыль. Встреча их не отличалась сердечностью. «Проклятый шпик!» — прошипел Лэвквист, и судья был вынужден
