Торбена Магнуссена местными водяными насекомыми. «Может быть, ты воображаешь, что тебе разрешат ловить здесь головастиков?» — спросил он тогда. Теперь же Магнуссен получил разрешение ловить водяных насекомых в болоте у озера Гурре в сопровождении надзирателя, который также этим интересовался. Ему позволили иметь аквариум и читать все, что ему заблагорассудится, о жизни насекомых.
— Почему же Хеннингсен не разрешал мне читать книги о мошках и плавунцах? — вопрошал старший учитель.
— Потому что это было до Сталинграда, — отвечал Рам.
Хорсерёд был как бы маленьким заповедником в объятой тревогой стране. За его изгородью шла война. Диверсии более уже не были случайными поджогами, совершенными одиночками. Это были регулярные военные действия. Выводились из строя крупные промышленные предприятия. Прерывалось железнодорожное движение.
Война на датской земле велась систематически и организованно. В провинциальных городах вспыхнули забастовки. Партийные и профсоюзные лидеры по радио заклинали своих земляков проявлять благоразумие и доносить на диверсантов.
Накануне Ивана Купалы в мирном уголке Хорсерёда заключенные видели отсветы пожарища. Горел крупный завод. Узнали, что это в Хеллебеке. Может быть, этот костер — привет от Эрика Хеста, товарища, проложившего подземный туннель. Хорошо, что он на воле.
Десять тысяч крон было обещано тому, кто укажет местонахождение Эрика Хеста. Можно было заработать и на рабочем молочного завода Оскаре Поульсене. Доносчик Эгон Чарльз Ольсен получал жалованье, равное жалованью начальника департамента. Министр юстиции Ранэ требовал ассигнований в миллион крон на закупку пулеметов, которые ПОЛИЦИЯ могла бы пустить в ход против соотечественников.
Жизнь в Хорсерёде текла мирно. Но не идет на пользу эта мирная жизнь, когда твои товарищи и земляки ведут войну. Плохо, когда человек обречен быть пассивным, бездеятельным, когда он может лишь поспорить о том, что нужно было бы сделать, и лечь спать. Плохо ждать и быть заложником, даже если тебя хорошо кормят.
81
Перед домом Маргреты останавливается автомобиль, а в теперешние времена так неприятно, когда к твоему дому подъезжает машина. Маргрета осторожно открывает дверь, за ней теснятся любопытные дети.
Дверь машины открывается, и из нее выходит Мартин.
— Ну, как вы тут поживаете?
— Боже мой! Каким образом ты здесь?
— Я же говорил, что приеду в гости. Здравствуй, Роза, здравствуй, Герда, здравствуй, малыш Петер! А куда вы дели Викторию?
— Спит, — отвечает сбитая с толку Маргрета. — Но каким образом ты здесь?
— Я приехал только на минутку. Это удалось устроить. Познакомься с господами. Сержант Хансен и сержант Тюгесен.
— Мы хорошо знакомы с фру, — отвечают полицейские из автомобиля. — Нет, спасибо, у нас нет времени зайти в дом. Нам нужно ехать дальше. Вы прекрасно обойдетесь без нас, ха-ха…
— У них дела в Престё, — объясняет Мартин. — Ну, пока!
— Они уезжают? Ты останешься здесь один?
— Да. Нам нужно ехать. Но мы вернемся и захватим вашего мужа в четыре часа. Позаботьтесь о нем хорошенько!
Полицейские уезжают. Из соседнего дома Енс Ольсен и его толстухи дочери смотрят во все глаза, расплющив носы об оконное стекло.
Да, вот до какой степени изменилось положение. Уже не было редкостью, что интернированный приезжал навестить семью. Его отвозили полицейские из отделения государственного прокурора, оставляя на короткое время, и потом в назначенный срок забирали. Существовало джентльменское соглашение между заключенными и охраной, и никто его не нарушал.
Мартин ходит по своему дому, дотрагиваясь до различных вещей. Все как было. Только кое-что передвинуто, да цветы на подоконниках или выросли, или сменились другими.
— Камедное деревце погибло в морозы. Жаль.
Но дикий виноград в углу совсем закрыл стену, скоро он заполнит всю комнату.
— Придется куда-то пересадить, — говорит Мартин.
Младшие дети несколько смущены, они не привыкли видеть мужчину в доме. Роза же прижалась к отцу и не хочет его отпустить. Разбудили Викторию,
— Посмотри-ка, кто пришел!
Два года назад он был дома. Тогда тоже было лето. Все здесь как было, и все же что-то изменилось. Дети и цветы выросли. Часы на стене тикают, как всегда. Время идет.
— Сварить кофе?
— Нет, не надо.
— Сварю чашечку, это быстро. Герда, принеси лучинок.
— Во Фрюденхольме был пожар, — рассказывает Роза. — Там опять сожгли немецкий барак.
Повсюду что-то происходит. Во многих городах осадное положение и по вечерам запрещено выходить из дому. Вспыхивают забастовки. Несмотря на строгий запрет, проводятся массовые собрания и демонстрации. Немцы стреляют в народ.
Что будет дальше? Когда немцы уже и формально возьмут власть в стране? И что станется с заключенными в Хорсерёде?
— Мы вели переговоры с министром юстиции, с комиссией ригсдага и тюремным директоратом, — говорит Мартин. — Нам дали торжественное обещание открыть лагерь, если немцы придут к власти.
— Можно им верить? — спрашивает Маргрета.
— Да, можно. Это обещал и начальник лагеря и служащие.
В дверь стучат. Енс Ольсен просовывает в нее Голову.
— Мне показалось, что я видел Мартина. Ты приехал?
— Да, здравствуй, как поживаешь?
— Хорошо. Тебя выпустили, Мартин?
— Нет, я только в гости.
— Но я видел, они уехали.
— Они поехали в Престё. Вернутся и захватят меня.
— Боже всемогущий! Ты же можешь убежать.
— Нет, я дал слово.
— Но все-таки!
— Как поживают твои дочки?
— У Элли немного болит живот. Вот тут давит, и кал у нее совершенно черный.
— Она есть слишком много лакрицы, — говорит Маргрета.
— Не-ет. Доктор тоже говорит, что она больна. Ее нужно положить в больницу на исследование, по пока там нет места.
— Не выпьешь ли чашечку кофе? — спрашивает Маргрета.
— Нет, спасибо, не буду мешать, раз у тебя такой гость. Сколько времени ты пробудешь дома, Мартин?
— Недолго. Они приедут в четыре часа.
— Боже ты мой, вам же надо еще поговорить. Прощайте, всего тебе хорошего, Мартин, и возвращайся поскорее домой!
