Одни из отрядов шальбуржцев стоял почетным караулом при погребении Ольсена на кладбище в Копенгагене. У Ольсена не было семьи, которая могла бы проводить его в последний путь. Эту честь ему оказали собутыльники и соратники. За гробом шел комиссар по уголовным делам Германсен. И бледный специалист по ведению допросов Лукас, также служивший некогда в замке Фрюденхольм. Правда, датская полиция не была представлена и ни один министр не прислал венка.

Молодой пастор с Вестербро совершал погребение. Организаторы настойчиво просили его не выступать с речью, а ограничиться обычным церковным обрядом. С речью выступит один из соратников покойного.

Вместо надгробной проповеди пастор прочел псалом. Он читал медленно, громко старый псалом № 635 из псалтыря:

В черном гробу в белом саване я, Труп мой укроет сырая земля. Видите все вы, собравшись вокруг: Очи закрыты, и взгляд их потух. Много грехов мне на душу легло, Смертью отмечено ныне чело. Радости жизни в избытке вкушал, И пищей могильному червю я стал. Заветы господни я нагло попрал. И бог жестоко меня покарал. Никто не протянет руки мне своей. У мертвого нет ни родных, ни друзей.

Этот псалом позже стали называть псалмом доносчиков.

Вечером у двери пастора раздался звонок. Он сам вышел открыть дверь и был застрелен на месте. Жильцы дома видели, как два человека в макинтошах спокойно спускались по лестнице.

85

Летним днем в пивной в Вордингборге немецкая полиция схватила Оскара Поульсена.

Это не вызвало сенсации в стране. Ежедневно арестовывали людей, ежедневно кто-то погибал, и ежедневно на место погибших вставали другие. Оскар был не руководителем Сопротивления в Дании, а лишь одним из многих борцов. Но в его родной округе тяжело переживали этот арест. Для местных жителей это был тяжкий удар. Вот как изменилось настроение за последний год! Из разбойника и вора, разыскиваемого полицией, Оскар превратился в героя.

Его земляки думали, что если он одним из первых начал борьбу с немцами, то кому же другому быть вождем и хевдингом движения Сопротивления. Его имя стало для них символом борьбы. Всякий нанесенный врагу урон считался делом рук Оскара Поульсена. Он сжигал все заводы, сбрасывал под откос все военные эшелоны и взрывал все мосты.

Он, конечно, не мог совершить всего, что ему приписывали. Правда ли, что в Нестведе он вошел в казармы в форме немецкого офицера и собственноручно забрал нужные ему боеприпасы? Оскар не знал немецкого языка, но говорили, что он рычал, как немец, и этого было достаточно, чтобы произвести впечатление на часовых. Немыслимо, чтобы он одновременно находился в разных местах и осуществлял все диверсии в Южной Зеландии. Каждый день что-то случалось. Льнопрядильная фабрика в Эрскове и хлопчатобумажная в Нестведе были выведены из строя одновременно, Оскар один не мог этого сделать, но всем так хотелось думать, что это он! Его хотели превратить в героя типа Свена Поульсена Гёнге, ведь его тоже звали Поульсен и действовал он в той же округе.

Округа, известная даже в литературе, вдруг изменила свой вид. Отряд рабочих начал копать огромный ров, пересекающий всю местность. Может быть, немцы собираются устроить здесь заслон, когда начнется вторжение и союзники высадятся в Северном море и Каттегате.

За хутором Нильса Мадсена поставили орудийный расчет и через его владения проложили путь к пушкам. Смешно, что немцы изуродовали именно землю Нильса Мадсена. Местное управление охотно предоставило в распоряжение немцев для этого дела дорожный каток, — комиссия по строительству дорог была, видимо, просто сборищем коллаборационистов.

Не удивительно, что у Нильса Мадсена обнаружилась язва желудка, и он вынужден был обратиться к врачу, а его супруга, страдающая нервными припадками, снова ударилась в религию. Да и вообще не удивительно, что в это время объявилось так много болезней.

Ночью в доме доктора Дамсё раздался стук; он должен приехать немедленно, какой-то страшный случай заворота кишок. Жаль доктора, он только что уснул, но экономке пришлось его разбудить.

Легкой, молодой походкой доктор спустился с лестницы со своим саквояжем.

— Где вы живете? Далеко отсюда?

— Нет, недалеко. Это в Лангехусете, у Ханса Йоргенса. Там много бездомных. Доктор всех их, конечно, не может знать.

— Подождите минуточку, я выведу машину.

Доктор быстро направился к гаражу. Ему показалось, что он знает человека, который пришел за ним, но он не мог вспомнить, как его зовут.

У гаража стоял еще один человек. В руках у него был автомат. Первый тоже вынул оружие, они выстрелили одновременно, доктор согнулся и, перевернувшись, упал на дорожный асфальт. Под ним растекалась лужа крови. Оба злоумышленника, едва взглянув на него, пошли к стоявшей за углом машине.

Экономка позже описала одного из них. Его можно легко узнать. Парень лет двадцати, со сломанным носом.

Такие убийства называли клиринговыми. Это была явная месть за Эгона Чарльза Ольсена, которого неизвестные преступники застрелили в историческом кабачке.

В округу приехал новый врач. Он лечил язву желудка Нильсу Мадсену, давал успокаивающие пилюли его супруге. Но разве есть лекарства от печалей и огорчений?

— И разве я не говорил, — жаловался Нильс, — что Гарри дрянной человек. Но нас это не касается, нас в это дело замешать не могут.

На карте военных действий Мадсена карандашные полукружия повернулись в другую сторону. Восточного пространства, где Мариус Панталонщик когда-то мечтал построить себе гусиную ферму и где датская промышленность получила бы возможность неограниченного развития, более не существовало. А болезнь может взять верх над любым человеком. Пришел день, когда Нильс Мадсен из-за пошатнувшегося здоровья вынужден был оставить свой пост в партии. Ему надо заниматься хозяйством, людям нужен хлеб, Нильс Мадсен сознает свой долг земледельца и не изменит ему. Снова наступила осень, надо собрать урожай, пока еще не вся земля вытоптана теми, кто возводил орудийный расчет на ржаном поле.

Выносились смертные приговоры, совершались убийства, казни. Казни обычно быстро следовали за приговорами. Но случалось, что приговоренного к смерти отправляли в Германию, и никто не знал, зачем и почему. Оскара Поульсена приговорили к смерти и отправили в Германию. О помиловании и речи быть не могло. Но пока ты жив, в тебе теплится надежда. Никто ничего не знал, никто ничего не понимал, в немецких приказах не так-то легко разобраться.

Маргрета время от времени получала письма от мужа. Он писал всегда одно и то же: «Мне живется хорошо. Пришли поскорее посылку». Она отвечала и посылала посылки.

От Оскара вестей не было. Да и кому бы он стал писать? И как написать ему? Никто не знал, где он. Никто не знал, жив ли он еще.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату