Кто-то на небе тарахтел звонком, и выскакивала Звездная цифра. Вечер гонялся в голубом далеке За днем рыжеватым, и за черный пиджак его Ловила полночь, играя луной в бильбокэ. Всё затушевалось, и стало хорошо потом. Я пристально изучал хитрый крап Дней неигранных, и над витринным шепотом Город опрокинул изнуренный храп. И совесть укорно твердила: Погибли с ним — И Вы и вскрывший письмо судьбы! Галлюцинация! Раскаянье из сердца выплеснем Прямо в морду земле, вставшей на дыбы Сдернуть, скажите, сплин с кого? Кому обещать гаерства, царства И лекарства? Надев на ногу сапог полуострова Аппенинского, Угрюмо зашагаем к довольно далекому Марсу.

«Мозг пустеет, как коробка со спичками…»

Мозг пустеет, как коробка со спичками К 12 ночи в раздраженном кабаке. Я Память сытую насильно пичкаю Сладкими, глазированными личиками И бью сегодняшний день, как лакея. Над жутью и шатью в кабинете запечатанном, Между паркетным вальсом и канканом потолка, Мечется от стрел электрочертей в захватанном И обтресканном капоте подвыпившая тоска. Разливает секунды, гирляндируст горечи, Откупоривает отчаянье, суматошит окурки надежд. Замусленные чувства бьются в корчах, А икающая любовь под столом вездежит.

«На лунном аэро два рулевых…»

На лунном аэро два рулевых. Посмотрите, пьяная, нет ли там места нам?! Чахоточное небо в млечных путях марлевых И присыпано ксероформом звездным. Зрачки кусающие в Ваше лицо полезли, Руки шатнулись поступью дикою. Всюдут морщинистые страсти в болезни, Ожиревшие мысли двойным подбородком хихикают. По транспаранту привычки живу, вторично сбегая с балансирующего ума, И прячу исступленность, как в муфту, В облизывающиеся публичные дома.

«Снова одинок (Снова в толпе с ней)…»

Снова одинок (Снова в толпе с ней). Пугаю ночь широкобокими криками, как дети. Над танцами экипажей прыгают с песней Негнущаяся ночь и одноглазый ветер. Загоревшие от холода город, дома и лысина небесная. Вывесочная татуировка на небоскребной небритой щеке. Месяц огненною саламандрою вылез, но я Свой обугленный зов крепко зажал в кулаке. Знаю, что в спальне, взятый у могилы на поруки, На диване «Рекорд», ждет моих шатучих, завядших губ Прищурившийся, остывший и упругий, Как поросенок под хреном, любовницы труп.

«Когда завтра трамвай вышмыгнет, как колоссальная ящерица…»

Когда завтра трамвай вышмыгнет, как колоссальная ящерица, Из-за пыльных обой особняков, из-за бульварных длиннот, И отрежет мне голову искуснее экономки, Отрезающей кусок красномясой семги, — Голова моя взглянет беззлобчивей сказочной падчерицы И, зажмурясь, ринется в сугроб, как крот. И в карсте медленной медицинской помощи
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату