— А я его не случайно запомнил. Я задумался о том, как приемник транспортировать, то есть доставить мне домой. Ну и, понятно, решил вызвать такси. Потому я и сказал Вадику: «Давай вызовем в конце дня такси и отвезем». А тут по лестнице спускается Диана Тимофеевна.
— Филина?
— Именно. Покинувшая ныне Валентина Викентьевича. Разумеется, дела чужие — потемки, и осуждать ее я не могу.
— Вы были знакомы с женой профессора?
— Здоровались, приветствовали.
— Понятно. Продолжайте.
— Так вот, Диана Тимофеевна меня приветствует и спрашивает о здоровье. А Вадим с шуточками своими про мой день рождения говорит, смутил меня, помню. Ну и про музыку, про приемник этот. Диана Тимофеевна и говорит: «Зачем вам, Константин Иннокентьевич, с такси связываться? Пока приедут по вызову, вы их целый час прождете. Давайте-ка мне эту музыку в машину. Я и довезу». Я был любезностью тронут, но испытывал неловкость и говорю, что затруднять ее не хочу, тем более день рабочий еще не кончен и, следовательно, поехать к ней не могу. Она посмотрела на часы и ответила: «Не беда. Несите приемник, положим на заднее сиденье, и я поеду к портнихе. Пока вы тут закончите, я освобожусь и домой приеду». Мы же в одном доме живем. Только подъезды разные.
«Неужели и это правда?»
— И Филина отвезла приемник?
— Отвезла, отвезла. Вадик выписал пропуск, взял это радио и отнес в машину. Помог мне.
— А дальше что?
— Ничего. Я день свой рабочий завершил, поехал на трамвае, как всегда, и через минут двадцать по приезде Диана Тимофеевна мне снизу просигналила. Я у нее приемник взял, ну, и поблагодарил, как полагается.
— А Зайцев? Он был до конца работы с вами?
— Вот уж не помню.
— Послушайте, Константин Иннокентьевич! Если вы не расскажете, зачем вы ходили к Зайцеву, мне придется вас арестовать. Против вас имеются очень веские обвинения.
— Но я ж говорил, что визит этот не меня касается.
— Кого же?
Устинов потер пальцами лоб и решился наконец:
— Елены Степановны. Вернее, дочери ее, Аленки. Дело это сугубо личное…
Поверил ли Мазин Устинову? Его давило чувство ответственности. Хватит романтики, достаточно тайн, загадок и неожиданностей. Пора ставить точку. Был когда-то человек по имени Кранц, немец, загубивший жизнь другому человеку со странной фамилией Живых. Пришло время, и тот отомстил. Но слишком поздно, потому что сам уже стоял над пропастью. А за спиной его двое. Мальчишка, ипподромный завсегдатай, вечно нуждающийся в деньгах, и хитроватый старичок-кулачок, прошедший жизнь в тени, уцелевший при всех поворотах судьбы, маскировавшийся, считавшийся честным и даже патриотом. Теперь он юлит, заметает следы, старается бросить тень на других. Что из того, что деньги вывезла Диана? Элементарная удача! Они встретились на лестнице. Зачем ей копаться в приемнике, стоявшем на заднем сиденье машины? Правда, ее тоже нет, она исчезла, и это мешает делу. Но в общем-то все сходится. Найдется и Диана. Поехала не к матери, а к подруге. Мамаше стыдно показаться на глаза… Остальное сходится, хотя и есть одно «но». Впрочем, чепуха. Такое нельзя запомнить абсолютно точно…
Игорь еще раз побывал у соседки, любительницы кошек.
— Калерия Саввична, вы твердо помните, что Зайцев сел в машину с незнакомым вам полным пожилым человеком?
— Как сейчас вижу. Тот подошел к машине и открыл дверцу, а Вадим с другой стороны зашел, с тротуара.
Зашел с тротуара. С другой стороны… Мелочь? Очень существенная. Зайцев и пожилой человек сели в машину с разных сторон. Зайцев со стороны тротуара, то есть рядом с водителем. А пожилой сел на водительское место. Но если Зайцев зашел с тротуара, то его спутником не мог быть Устинов. Бухгалтер не умеет управлять машиной! Конечно, Калерия Саввична могла ошибиться, наверняка ошиблась. А если она права?..
— К вам девушка, Игорь Николаевич.
Это дежурный звонит по внутреннему телефону.
— Кто еще?
— Хохлова Елена.
«Вот как! Сглупил крепко. Отпускать Устинова не следовало. Теперь они во всем сговорились».
— Пусть поднимется.
«Нет, хороший следователь из меня никогда не выйдет!»
— Здравствуйте, Игорь Николаевич!
— Здравствуйте.
— У нас был Константин Иннокентьевич.
«Хоть не скрывает, что сговорились».
— И попросил вас рассказать, зачем он посещал Зайцева?
— Что вы! Я сама…
«Ну еще бы!»
— Что же вы хотите сообщить?
— Над Константином Иннокентьевичем нависло страшное обвинение.
— Да, серьезное.
— Но он ни в чем не виноват.
— Вы так полагаете? А я нет.
— Вы тоже не уверены. Иначе вы арестовали бы его.
— Лена.
Мазин посмотрел девушке в глаза, но не «проницательным» взглядом, а просто с интересом:
— Лена! За что вы полюбили Зайцева?
Лена сразу растерялась:
— Разве это имеет отношение?..
— Имеет.
— Я считала, что могу ему помочь…
— Так я и думал. Вы из тех, кто за меньшее не берется. Спасать людей — ваше любимое занятие. Сообщите же мне те ценные сведения, которые у вас имеются.
— Не смейтесь. Константин Иннокентьевич ходил к Вадиму по просьбе мамы. Мама думала, что я мучаюсь…
— И попросила его узнать у Зайцева, собирается ли он предложить вам руку и сердце.
Лицо Лены покрылось пятнами.
— Я бы никогда не пошла за него. Мне было просто стыдно.
— Но он ведь нуждался в помощи…
— Ему нельзя было помочь. Он не считал себя слабым.
— А каким же?
— Наоборот. Суперменом.
— В самом деле? Но вы любили его?
— Это неважно.
— А что он ответил Устинову?
— Он сказал, что поздно.
— Почему поздно?
— Он полюбил другую…
Лена выглядела очень пережившей, и сама нуждалась в помощи.
— Мог он украсть деньги?
