баба, но ведь она пытается забрать к себе дочь. Хотя без девочки ей легче. Я уговариваю себя, что она делает это ради самоутверждения, но может, это любовь или то и другое поровну. — Они подошли к Бабетте. Малышка подросла, вытянулась и уже не казалась такой пухлой и беззащитной.
— На второй год она не останется, — шепнула приемная мать. — Если завтра напишет контрольную по математике хотя бы на 2,5 балла, ей поставят годовую тройку. Я горжусь нашими успехами.
— Что делает Терфельден?
— Ужас что! — Ильдирим тут же схватилась за правое ухо. — Теперь он предложил совершенно нереальные условия посещения. Через Бойтельсбахер, ту самую засранку из адвокатской конторы.
— Полный идиотизм! — ради солидарности подтвердил Тойер. — Нам надо что-то предпринять.
— Кому это — нам?
Собиралась гроза. Лето выдалось неважное, после недолгих жарких дней зарядили нескончаемые дожди. Из-за болезни Зельтманна меры по реструктурированию были проведены столь кардинально, что все снова вернулось на круги своя и сотрудники опять сидели в своих следственных группах. Лейдиг занимался телефонными звонками, у каждого нашлись дела, а Тойер и Штерн вели отчетность. Хафнер чаще всего, дрожа, извлекал из фольги аспирин «С».
— Нашли Плазму, — как-то сообщил Лейдиг. — Он повесился. На территории кардиологической клиники Креля. Наверняка знал ее с детских лет, ведь там работал его отец. Тут Гросройте и обитал, после того как была обнаружена его берлога в Виблингене. Потому что там было где спрятаться.
— Что он там делал? — удивился Тойер. — Сердца, что ли, трансплантировал?
— Территория клиники — чистый лабиринт. Чего тут только нет — сараи, угольные погреба, заброшенные корпуса, которые никак не снесут. Там он и устроился. Если бы не повесился, умер бы с голода.
— Разве мы не искали его там?
— Не слишком основательно.
— Почему?
— Не знаю. Вероятно, потому, что это территория клиники.
— Дураки мы.
— Да, точно. Дураки.
ВОЗМОЖНО МУДРАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ НАПОСЛЕДОК УСТРАНИТЬ УБИЙСТВО САМОМУ УБИЙЦЕ ПУТЕМ САМОУБИЙСТВА УБИТЫЙ УБИЙЦА И ГОРОД БЕЗ СТРАХА
ПЛАЗМА?
ПРОТИВОСТОЯТЬ РАСТУЩЕМУ СГУЩЕНИЮ РАЗБАВЛЕНИЕМ РАЗЗАБАВЛЕНИЕМ ЗАБАВ
ПРОЩАНИЕ
ПРИЛИЧИЕ
РАЗБАВЛЕНИЕ ЖИЗНИ ДО ЭЛЕМЕНТАРНЫХ ЧАСТИЦ ЧЕМ МЕНЬШЕ ЖИЗНИ ТЕМ ДА МЕНЬШЕ ЖИЗНИ ПЛАЗМА ЛИШЬ В ПРОШЛОМ РАЗБАВЛЕННЫЙ РАСТВОР ЖИЗНИ РАСТВОРЕНИЕ ЖИЗНИ РЕШЕНИЕ ЧЕРЕЗ ЛИШЕНИЕ ЖИЗНИ
ОТКУДА ПОЕЗДА ИДУТ ВО ВСЕ МЫСЛИМЫЕ СТРАНЫ СВЕТА БЕЗ ВОЗВРАТА
ДЕВОЧКА ЗАМКНУТА МАЛЬЧИКИ МЕРТВЫ ЭТО БЫЛА ЖЕНЩИНА ЖЕНЩИНА-УБИЙЦА УБИЙЦА МАЛЬЧИКОВ ДУША МАЛЬЧИКОВ БОЛИТ КАК ГОЛОД ЭТА БОЛЬ И РАСТВОРЯЕТСЯ В ПЛАЗМЕ
ВЗГЛЯД НА ГОРОД
БОЛЬШЕ НЕТ НЕБА
НЕТ
БОЛЬШЕ
НЕБА
Иоганнес Тойер ломал голову над последним текстом безумного Вальдемара фон Гросройте (покрытый плесенью листок был найден под трупом). Следствие было завершено, перед встречей с Ильдирим он сам осмотрел покойного и констатировал, что внешнего насилия не было.
Хотел ли Плазма передать Бабетте этот или другой текст, они никогда не узнают. Конечно, не узнают. Большая часть загадок так и остается неразгаданной. Океан времени смывает человеческие жизни, и они загадочны лишь потому, что быстро пролетают и у людей не остается досуга, чтобы сообщить о себе что-то стоящее.
Но больного и невиновного человека он охотно бы защитил. Мысль об этом наполняла старого сыщика печалью и меланхолией, постоянно возвращаясь к нему странными кругами.
Позвонила Хорнунг. Было уже поздно, шел дождь, в Гейдельберге тоже, только тут не было оползней, как в других районах страны. Отделился лишь маленький кусок суши, именно там, где старший гаупткомиссар надеялся обрести надежную защиту.
— Ну, Тойер? Все успел, все сумел? Теперь ты настоящий мачо?…
— Ну, как тебе сказать… Это как посмотреть.
— Я прочла в газете, что невиновный безумец был найден.
— Да, скверное дело, долго он провисел. Птицы его… того…
Тойер подумал: привет от археоптерикса, палеозавра со слабостью к червям, переодевшегося в серое безобразие.
— Такие детали меня не очень интересуют. Ты больше знаешь о его забавной семье, чем написано в газетах?
— У меня нет для этого ни времени, ни желания…У людей много грязных тайн. Сколько людей, столько и тайн. Нам известно, например, что выдающийся хирург вел себя дома как настоящая свинья. Похоже, всячески издевался над детьми. Только сестра была для мальчика лучиком света. Возможно, этим и можно объяснить его попытку поговорить с девочкой.
— Знаешь, я не считаю тебя своей грязной тайной. И никогда не стану считать, Иоганнес. Никогда.
— Нет, разумеется, нет, но почему ты так говоришь…
— Я прошла конкурс, Тойер. Все идет к тому, что меня там примут на работу. Если все получится, то зимой я уже буду преподавать в Ростоке.
Тойер был потрясен этой новостью, а еще потрясен тем, что новость его потрясла.
— Значит, теперь все окончательно решено? — тихо спросил он. — Но ведь там водятся скинхеды, по штуке на банку пива.
— Ах, что бывает окончательным?… Я позвоню тебе, когда буду знать точно. А бильярдные черепа и пивные банки есть всюду.
— Пожалуйста. Звони мне. Замечательно, что ты позвонила. Все-таки у нас было много прекрасного.
— Пока, Тойер.
