- Я не хочу включаться в композит. Предпочитаю, чтобы меня записали и оставили в неприкосновенной базе данных. И прошу активизировать меня только в том случае, если появится новая информация о «точке Омега», полезная для восстановления Аны.
Он сказал все, что хотел, но все же чувствовал какую-то незавершенность. У него оставался долг - перед этой эпохой, перед верным служителем, перед людьми, в конце концов, подарившими ему отдаленную надежду на успех.
- Но если у вас возникнут проблемы - серьезные проблемы, в решении которых я мог бы вам помочь, - разрешаю вывести меня из пассивного состояния и подключить к композиту. За четырнадцать миллионов лет я не родил ни одной новой идеи, но мало ли - вдруг повезет и я что-нибудь выдумаю.
И верно. Боль можно сдерживать и терпеть, ограничивать и фокусировать, направлять на то, чтобы ярче высветить какой-либо элемент мира. Чем сильнее боль, тем плотнее концентрация.
Но паника, от которой леденеет кровь, застывает сердце, не имеет своих положительных сторон. Когда нахлынет ревущая волна страха, все чувства меркнут, все сосредоточение рушится.
Это узнал Дрейк, просыпаясь. Ужас смотрел на него из каждого угла. Причин он не понимал. Он оказался совершенно слеп, глух ко всему, кроме испуганных воплей рассудка. Попытался упорядочить хаос. Выкристаллизовалисъ вопросы: что является источником страха? Давно ли страх существует? Как далеко в будущее он попал? Почему ему не сообщили о проблеме раньше, до того, как она стала настолько важной?
Невозможно. На каждый вопрос тут же обрушивался миллиард ответов. Они говорили всё и не говорили ничего, равнодействующая сила отдельных векторов равнялась нулю.
Дрейк предпринял героическую попытку: игнорируя поток информации, поступавшей от бесчисленного множества разумов, к которым он имел доступ, постарался уйти в себя.
Знакомая комната с окнами. Вид на морские волны, озаренные солнцем.
А в кресле напротив, готовая ответить на все вопросы…
Он отшатнулся. Инстинктивная его мысль была об Ане, и именно Ана возникла перед ним. Но это - хуже всего! в ее присутствии он замечтается, тратя время.
Кто?
В кресле мелькали люди, появлялись и тут же исчезали. Алман, Трисмон Сорель, Мильтон, Пар Леон, Кэсс Лиму…
Том Ламберт. Доктор уселся поудобнее и неодобрительно покачал головой:
- Глупо, очень глупо. Конечно, виноват не ты, а композит. Зря они так.
- Как?
Тому Ламберту было лет тридцать, он стал моложе и худощавее, чем когда они в последний раз виделись.
- Зря дождались, пока проблема сделалась настолько серьезной. Надо было раньше тебя включить и попросить объединиться с полным композитом. Следовало провести тренировочные сессии еще давно, когда тебя только записали, чтобы, если понадобится, ты мог быстро сортировать входящие сообщения.
- Я итак смог.
- Повезло им. - Том достал из кармана трубку. Он был еще в возрасте, когда курил, незадолго до того, как из-за сердечных проблем ему пришлось бросить табак. - Ну, к делу. На некоторые из твоих вопросов чертовски трудно ответить.
- На какие это? Я думал, они все довольно просты.
- Ну, ты опять спрашивал, сколько прошло времени с момента твоей записи. Сам понимаешь, когда люди по всей галактике мотаются или сидят в мощных гравитационных полях, часы у каждого по-своему тикают. О времени теперь говорят совсем по-другому, объяснять не стану - все равно не поймешь. Давай просто скажем, что, как ни измеряй, спал ты очень долго.
- Ладно, давай. Но попозже я хочу к этому вернуться.
«Очень долго» - по сравнению с четырнадцатью миллионами лет? - Дрейк подозревал, что обрадовался бы ответу, даже будь здесь пригодны знакомые ему термины.
- Сначала расскажи, в чем проблема. Я просил, чтобы меня включили, если возникнет возможность вернуть Ану или если у вас будут крупные неприятности. Можешь не говорить, что именно произошло.
- Прости. Ана тут действительно ни при чем, а проблема дьявольски серьезная. Мы на грани отчаяния. Честно говоря, ты - наша последняя надежда. Совсем последняя. Нам нужна новая идея. Или, может быть, старая.
Губы у Тома дрожали, пальцы, сжимавшие трубку, побелели. Где-то на задворках своего разума Дрейк слышал далекий многоголосый плач. Он безжалостно отгородился от жалобных голосов, возведя в сознании ворота, открытые лишь для самых спокойных.
- Спасибо. Так гораздо лучше. - Том положил трубку на широкий подоконник. - Вероятно, лучше показать тебе все непосредственно. Как ты думаешь? Помнишь старую поговорку - лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
- Валяй.
- Начнем с Солнечной системы. Не потеряй голову, Дрейк.
Том хлопнул в ладоши. Свет погас. Вид за окном переменился: там вдруг стало темно, море и небо утонули во мраке. Комната висела на краю унылой бескрайней бездны, освещенной лишь сияющими звездами.
Изображение стало постепенно смещаться вправо. Показался огромный шар - раздувшийся, оранжево- красный. На его раскаленной поверхности плавали темные пятна.
- Солнце? - Дрейк знал, что это Солнце. В Солнечной системе больше ничего подобного нет. Но время изменило его, превратило из теплого карлика класса G-2 в мрачного незнакомца. - А что стало с планетами? Я их не вижу.
- Не хватает отраженного света. Но я могу их выделить. - Сбоку от Солнца зажглись яркие искры. - Это Юпитер, а это - Сатурн.
- А Земля?
Том покачал головой:
- Солнце далеко зашло по пути превращения в красный гигант. Оно в сотни раз крупнее, чем прежде, и в две тысячи раз ярче. Если бы Земля осталась на своей изначальной орбите, ее бы постигла участь Венеры - испепеление. Меркурий вообще исчез. Но ты не беспокойся, Земля не исчезла. Просто ее… сдвинули. Далеко. Не ищи ее, оттуда, где она сейчас, Солнце даже не видно. Если хочешь, могу показать Луну - ее оставили на месте.
«Мне снился сон, отнюдь не бывший сном. - Древние слова всплыли в сознании Дрейка, и он забормотал их себе под нос: - Угасло Солнце, и во мраке звезды без света и путей блуждали.
Лед сковал слепую Землю, и безлунный воздух лег черным покрывалом».
- Прошу прощения? - удивился Том. - Я не вполне понимаю, о чем ты.
- Это не мои мысли. Одного писателя, он умер задолго до того, как я родился. Не обращай внимания, продолжай.
- Хорошо. Я хотел начать поближе к дому, дать тебе локальную перспективу, после чего постепенно двигаться дальше.
Солнце стало меньше - комната, в которой находился Дрейк, выдвинулась далеко в космос и поднялась над плоскостью эклиптики. Внизу яркими точками промелькнули внешние планеты. Нептун сохранился в прежнем виде, Плутон пропал, Уран (его термоядерные топки давно потухли) превратился в шлаковый шар не крупнее любой из лун Юпитера.
Полет продолжался. Еще через минуту показалась размытая кромка облака Оорта - миллиарды светлых пятен, сливавшихся на расстоянии в белесую дымку.
- Конечно, здесь на самом деле темно, я просто выделил изображение, - заметил Том. - Солнечные лучи
