промежуток времени мы окажемся над поверхностью.
– Сожалею. Это тоже не сработает. – Перри смерил взглядом Каллик, которая подпрыгивала на месте, сопровождая это щелканьем и свистками. – Нам не удастся продержаться в воздухе. Вулканы и землетрясения превращают атмосферу в кипящий котел. – Он обернулся к лотфианину. – Ж'мерлия, скажи Каллик, чтобы вела себя потише. И так тяжело думать, а тут еще этот шум.
Хайменоптка подскочила еще выше и просвистела:
– С-с… с- суудно.
– Каллик просит меня, – сказал Ж'мерлия, – указать вам с величайшим почтением, что вы забываете о судне, космическом корабле.
– Корабле Луиса Ненды? – спросил Ребка. – Того, на котором прилетела Каллик? Мы не знаем, где он. Да и в любом случае, Ненда и Атвар Х'сиал наверняка уже на орбите.
Каллик издала серию еще более громких свистков, отчаянно дергаясь всем телом.
– Нет, нет. Каллик нижайше напоминает о «Летнем сне», судне, на котором прибыли на Тектон близнецы Кармел. Мы точно знаем, где оно находится.
– Но его батареи пусты, – возразил Перри. – Помните, Каллик осмотрела двигатель, когда мы только нашли его.
– Один момент, пожалуйста. – Ж'мерлия протиснулся между Джулиусом Грэйвзом и близнецами Кармел и съежился около хайменоптки. Полминуты они пересвистывались и фыркали. Наконец Ж'мерлия поднял голову и выпрямился.
– Каллик приносит всем свои извинения за свою чрезвычайную тупость, но она не ясно выразила свои мысли после осмотра корабля. Батареи Бозе-двигателя разряжены, и этот корабль не пригоден для межзвездных перелетов. Но там должно хватить энергии для одного местного перелета… скажем, одного прыжка на орбиту.
Еще до того, как Ж'мерлия закончил говорить, Ребка стал пробираться к креслу пилота.
– Какое расстояние до этого космического корабля и где он находится? – на ходу спросил он и начал изучать показания приборов.
– Семь тысяч километров по дуге большого круга, ведущей к Пятиконечной впадине, – Перри вышел из депрессии и протискивался мимо близнецов Кармел к Ребке, – но так близко к Летнему Приливу следует ожидать на всем пути сильного бокового ветра. Он будет только крепчать, и это добавит нам еще тысячу километров.
– Значит, у нас не будет запаса времени. – Ребка быстро произвел расчеты. – Нам хватит энергии на восемь тысяч километров, но в экономичном режиме, не на полной скорости. А если мы полетим медленнее, то проиграем во времени, и по мере приближения Летнего Прилива погодные условия ухудшатся еще больше.
– Это наилучший вариант. – Впервые после того, как они влезли в аэрокар, раздался голос Грэйвза. – Но сможем ли мы оторваться от земли с такой нагрузкой? Мы с трудом долетели сюда, а у нас было на два человека меньше.
– И сможем ли удержаться в воздухе? – добавил Перри. – Сила ветра будет невероятной.
– Даже если Каллик права, – сказал Грэйвз, – и на корабле осталось немного энергии, сможет ли «Летний сон» выйти на орбиту?
Но Ребка уже запускал двигатели.
– Это не лучший вариант, советник, – проговорил он, когда направленные вниз реактивные струи взметнули тучу белой пыли, сразу закрывшую окна. – Это наш единственный шанс. Чего вы хотите, письменной гарантии? Если в ближайшие пять секунд никому не придет в голову лучшей идеи, я выложу из этой колымаги все, на что она способна. Держитесь крепче. Будем надеяться, что двигатель нас не подведет.2
20. 1 ДЕНЬ ДО ЛЕТНЕГО ПРИЛИВА
Когда аэрокар, качнувшись, оторвался от земли и начал медленно набирать высоту, Дари Лэнг почувствовала себя бесполезной. Она была просто добавочным грузом, балластом, и ничем не могла помочь ни пилоту, ни навигатору, сидевшим перед ней. Остро переживая свою беспомощность, она не могла и расслабиться и поэтому стала заново разглядывать своих спутников. Ведь они вместе спасутся или вместе умрут… И все это решится очень скоро, еще до того, как гигантская гантель с Тектоном и Опалом на концах завершит полный оборот вокруг своей оси.
Внезапно Дари забыла об их подавленном виде и – словно время побежало назад – увидела их такими, какими они были давным-давно, до того как Тектон вторгся в их жизнь.
Елена и Джени Кармел сидели щека к щеке, маленькие заблудившиеся девочки. Они не смогли сами выбраться из леса и ждали, пока их спасут, или, точнее, пока не появится чудовище. Перед ними согнулся в три погибели над пультом управления Ханс Ребка, маленький озабоченный мальчишка, пытающийся играть в слишком взрослую для него игру. Рядом с ним сидел Макс Перри, снова потерявшийся в старом несчастливом сне, который он ни с кем не хотел делить.
Только сидевший справа от Перри Джулиус Грэйвз не желал молодеть. Лицо советника, когда он отворачивался от пульта, ни разу не показалось молодым. Казалось, в чертах его лица и его морщинах отразились тысячелетия страданий – история человечества, темная, злая и отчаянная.
Дари растерянно смотрела на него. Это был вовсе не тот легендарный член Совета Альянса, которого она ожидала увидеть. Куда делись его доброта, оптимизм, неукротимая энергия?
Она понимала: он изнемог от невероятного переутомления.
В первый раз Дари поняла, какое значение имеет усталость в решении человеческих проблем. Вот и она сама постепенно потеряла всякий интерес к разгадке тайны Тектона и Строителей, и приписывала это тому, что все ее умственные и физические силы сосредоточились на простом выживании. Но теперь она винила в этом парализующие волю яды утомления и страха.
Такой же незаметно подкравшийся упадок сил сказался на всех них. Именно сейчас, когда сообразительность и быстрота реакции решали, жить им или умереть, они выдохлись и физически, и умственно. Все они (и она, разумеется, не была исключением) выглядели как зомби. Они могли на несколько секунд собраться с силами, сконцентрировать свое внимание, как она в момент посадки, но как только страх проходил, они снова впали в какую-то летаргию. Обращенные к ней лица, даже сейчас, когда все стерли белую пыль, казались бледными и изможденными.
Дари знала, каково им. Ее собственные чувства были как будто заморожены. Она не испытывала ни страха, ни любви, ни гнева, и это, пожалуй, было самым страшным из того, что происходило с ней: какое-то безразличие к жизни и смерти. Ей было все равно. За последние несколько дней Тектон не сразил ее своей яростью, а вытянул из нее все человеческие страсти, обескровил ее душу.
Даже двое чужаков утратили свою живость. Каллик достала маленький компьютер и занялась какими-то расчетами. Ж'мерлия казался без Атвар Х'сиал растерянным и заброшенным. Он все время вертел головой, словно ища хозяйку, и непрестанно потирал подушечками лапок свое покрытое чешуей тело.
Перри, Грэйвз и Ребка сгрудились впереди, втиснувшись втроем на сиденье, рассчитанное на двоих. Близнецы и Ж'мерлия сидели за ними. Им было, наверное, удобнее, чем всем остальным, а Дари Лэнг и Каллик сидели сзади, там, где обычно размещался багаж. Места для хайменопта там было вполне достаточно, но у Каллик была привычка время от времени отряхиваться, подобно вышедшей из воды собаке, чтобы счистить со своего короткого черного меха пыль. Дари то и дело чихала, пригибая голову, чтобы не удариться об изогнутую в этом месте крышу аэрокара.
Хуже всего было то, что сидящие сзади видели только клочок неба в переднем окне. Сведения об их продвижении или возникающих проблемах доходили до них в виде предупреждений и комментариев сидящих впереди, причем иногда слишком поздно.
– Очень сожалею, – крикнул Перри через две секунды после того, как аэрокар накренился под сильнейшим порывом ветра и провалился метров на пятьдесят в воздушную яму. – Крепко нас прихватило.
Дари Лэнг потерла затылок и согласилась с этим тонким наблюдением. Она хорошенько стукнулась об твердый пластиковый потолок багажного отсека. Теперь у нее вскочит здоровенная шишка, если только она доживет до этого.
Наклонившись вперед, она обхватила голову руками. Несмотря на шум, опасность и мучительную неуверенность в будущем, мысли ее перешли совсем на другой предмет. Вся ее предыдущая жизнь на Вратах Стражника казалась теперь целиком искусственной. Сколько раз при составлении своего каталога артефактов она невозмутимо писала о некоторых экспедициях: «Никто не вернулся»? Это была аккуратная удобная формулировка, не требовавшая объяснений и раздумий… В ней отсутствовало ощущение трагедии происшедшего, а бесконечность субъективного времени оказывалась спрессованной в один краткий миг. Записи «Никто не вернулся» подразумевали простое исчезновение, группу людей, пропавшую мгновенно и бесследно, как пламя задутой свечи. Хотя гораздо более вероятными были ситуации, подобные нынешней: медленное угасание надежды по мере того, как каждая новая попытка на спасение оказывалась тщетной.
Настроение Дари портилось все больше. Смерть редко бывает быстрой, чистой и безболезненной, если только не происходит неожиданно. Гораздо чаще она оказывается медленной, мучительной и унизительной.
Спокойный голос вырвал ее из пут усталости и отчаяния.
– Приготовьтесь там, сзади. – Ханс Ребка говорил отнюдь не обреченно и не подавленно. – Мы идем слишком низко и слишком медленно. При такой скорости лишь впустую истратим энергию. Так что нам надо подняться выше облаков. Держитесь покрепче, предстоят не очень приятные минуты.
Держаться? За что? Но слова Ребки и его бодрый тон сказали ей, что не все еще перестали бороться.
Устыдившись самой себя. Дари попыталась вклиниться поглубже в багажный отсек, когда аэрокар стал пробиваться сквозь постоянно бурлящий нижний слой
