отцом проделывали этот фокус много раз, пройдя по рву до берега лимана, можно было вернуться в крепость через развалины Пристанского двора.
– А если сторож и есть Мастер? Почему за целый день я не удосужилась проверить его поле?
Вскарабкаться наверх, привести в порядок одежду и перейти обратно через мост заняло не больше двух минут.
– Забыла чего? – в конце рабочего дня сторож был настроен миролюбиво. – Так пошукай, минут десять у тебя есть.
– Нет, нет, проспект забыла купить.
– А, проспект, завсегда пожалуйста.
Пока он доставал из ящика уже спрятанные проспекты, я успела хорошенько его рассмотреть. Самое обыкновенное поле, зебра, как у большинства людей. Полоска красного, полоска желтого, несколько темных пятен в области желудка, на портрет Мастера никак не похоже, сторож вульгарис.
До рва реставраторы добраться не успели, в нем все оставалось на прежних местах, так же горько пахло полынью, юркие ящерицы, нервно подрагивая хвостами, разбегались по щелям между камнями. Я пробралась через обломки размытого лиманом Пристанского двора и вернулась к цитадели. Тишина стояла в крепости, словно янычар на часах. Только один раз ее нарушило скрежетание и скрип запираемых сторожем ворот. Я долго смотрела на освещенный вечерним солнцем лиман, мысли о вечности, несоизмеримости длины жизни человека и дела его рук с неспешным, постоянным существованием лимана и сереющим в вечерней дымке Овидиопольским берегом, кружились в моей голове.
Стало прохладно, я почувствовала, что ужасно проголодалась и больше всего хочу оказаться дома, на своей кухне. Приготовить ужин, ждать Пашу, слушать музыку. За день мне удалось несколько раз попить воды из фонтанчика и съесть два прихваченных в спешке яблока, многочасовое разгуливание по крепости отняло все силы. Я уже была готова встать и отправиться домой, как вдруг необычный прилив злости пронзил мое тело. Меня просто затрясло от презрения к самой себе.
– Хватит! – сказала я себе. – Ты вернешься домой, и жизнь опять потянется по-прежнему. Кто здесь хозяин – ты или желания? Один раз нужно все расставить по своим местам. Большая часть работы уже сделана, теперь вставай и ищи Мастера. Ты не уйдешь отсюда, пока не встретишься с ним. Точка!
Начало темнеть. Я еще раз обошла крепость, прислушиваясь и приглядываясь с особой тщательностью. Ничего, ни малейшего намека на чье-либо присутствие. Но Ева не могла обмануть, значит, встреча состоится ночью, да, ночью, как я сразу не догадалась, но где? Бродить в темноте по крепости опасно, тут полно ям, камней, колдобин, можно запросто сломать ногу. Тогда я решила поискать не разумом, а чувством.
– Где, – спросила я себя, – самое страшное место? Куда бы ты меньше всего хотела попасть ночью?
Перебрав все в места, я поняла, что больше всего меня страшит каземат под башней-темницей. Даже в самые солнечные дни в нем царил полумрак, свет проникал внутрь сквозь бойницу под потолком. Узкий луч никогда не добирался до пола, освещая только часть каменной кладки. В каземате было сыро, выступающие из стен толстые металлические кольца, к которым турки приковывали узников, сильно проржавели. Страдания наполнили каземат до самого потолка, любой звук казался стоном, капля росы – слезами.
– Вот туда ты и пойдешь, – сказала себе я. И пошла.
Темнота навалилась уже в узком проходе башни, ведущем в каземат. Я передвигалась небольшими шажками, держась за стену и ожидая, пока глаза привыкнут к мраку. Прошло несколько минут, вокруг стояла бархатная мгла и закладывающая уши тишина. Страшно не было, я каждую секунду ожидала увидеть Мастера и таращила глаза изо всех сил.
Стена ушла влево, проход закончился, и стало чуть светлее, видимо, в бойницу проникало немного света. Я шла по кругу, пока рука не наткнулась на кольцо.
– Все, будешь ждать здесь.
Потянулись томительные минуты, я различала их по фосфоресцирующей стрелке часов. Стоять становилось все тяжелее, за день кружения по крепости ноги порядком подустали. Я положила сумочку на пол и села. И вот тогда мне стало по настоящему страшно.
– Лора, вы очень смелый человек. Немногие бы решились на такой поступок, очень немногие.
– Я не смелая, я отчаянная, – она отвернулась от чайничка и снова посмотрела мне в глаза. – Хочу вам признаться, я завыла от ужаса. Начали мерещиться чудища, какие-то поганые морды замелькали перед мысленным взором, по спине побежали мурашки. Вспомнив совет Евы, я принялась мысленно взывать к Козе, нашей покровительнице. Тщетно, крупная дрожи начала сотрясать мое тело, от подошв до макушки. И тогда, сама не знаю почему, я начала повторять вслух правила, вызубренные когда-то наизусть в школе психометристов, и это меня успокоило.
– А что вы повторяли?
– Самые простые вещи, из начального курса. Они врезались в мою память навечно.
«Если ты веришь, что можно испортить, верь, что можно исправить.
Ничто не приводит к совершенству жизни больше, чем вздох, исходящий из глубины сердца.
Никогда не настаивай на том, чтобы все происходило так, как ты хочешь».
– Вы поступили совершенно правильно, Лора. Есть, такое упражнение, называется «отрыв». Психометриста погружают в ванну с водой, подогретой до температуры тела, выключают свет и оставляют одного. Через несколько минут связь с реальностью начинает разрушаться, и в образовавшийся пролом вторгаются духовные сущности иного мира. Они ужасны, наверное, вы их и видели, но не мысленным взором, а наяву. Устойчивость личности психометриста проверяется количеством минут, проведенных в ванне. Сильные выдерживают около восемнадцати, слабые ломаются на седьмой. Говорить категорически запрещается, ведь голос –мощнейшее напоминание о реальности. Когда вы начали повторять вслух правила, вся слетевшаяся нечисть разбежалась в разные стороны.
– Да, мне действительно сразу стало легче, я успокоилась и, незаметно для себя, заснула. Сон оказался тяжелым, наверное, оттого, что спина, опиравшаяся на стену, затекла. Проснувшись, я долго не могла понять, где нахожусь. Часы показывали начало одиннадцатого, значит, я проспала несколько часов. Мастер не появился, и мне стало абсолютно ясно: сюда он не придет.
Держась рукой за стену, я выбралась из башни. Над цитаделью стояла высокая луна, круглая, словно бубен, зубчатые тени стен покрывали двор. Искать надо было не так и не здесь. Я положила сумочку на землю, расправила руки, закрыла глаза и, будто локатор, начала поворачиваться вокруг своей оси. Логика в моих действиях отсутствовала, я надеялась, что решение придет ко мне само, всплывет из подкорки.
– Лора, не могу не выразить свое восхищение. Вы интуитивно отыскали то, чему учат много лет. У вас просто феноменальные способности!
– Спасибо. Но жить от этого легче не становится, скорее наоборот. Я покрутилась несколько раз и вдруг совершенно четко поняла: искать нужно в башне Пушкина, четырехгранном сооружении с балконом, откуда хорошо просматривается весь город. По преданию, с высоты башни поэт любовался бесконечной гладью лимана и Овидиополем. Говорят даже, будто свое знаменитое стихотворение «К Овидию», он написал под впечатлением прогулки по крепости.
Башню реконструировали несколько лет назад, восстановили смотровые площадки, починили лестницу. Днем от цитадели до башни восемь минут ходьбы, ночью, мне думалось, придется идти полчаса, выверяя каждый шаг. Но луна хорошо освещала дорогу, и мои опасения насчет опасностей ночной прогулки оказались совершенно напрасными. До башни я добралась за несколько минут, дверь оказалась открытой, и я начала подниматься вверх по лестнице. Ступени скрипели, будто им было по крайней мере двести лет, луна била сквозь бойницы, точно маленький прожектор, а мое сердце трепетало, как птица в силке птицелова. Первая площадка, вторая, третья. Глаза еще не успели подняться выше уровня пола, а сердце уже застучало – он здесь!
Посреди площадки, вокруг горящей на полу свечи, сидели четверо. Троих я узнала сразу – Еву, Лину и Гришу. Четвертый человек сидел спиной к окну башни, луна висела за его головой, и черты лица тонули в ее сиянии. Волосы скрывал низко надвинутый черный колпак, широкая борода топорщилась во все стороны.
Сидевшая справа от него Ева пододвинулась, освобождая место, и жестом пригласила меня. Я, словно завороженная, тихонечко пробралась к Мастеру и опустилась на пол возле его ног. Прошли несколько минут молчания. Сейчас я могу сказать, что не было в моей жизни более счастливых и наполненных минут;
