В этот день было подобрано с улиц участка убитых 24 человека армян; было убито и поранено несколько мусульман, которые самими мусульманами убирались по своим домам.
Казаки, при обращении к ним г-на пристава, отказали ему в содействии, они не могли оказать его ввиду своей малочисленности. Пришедшие около 2-х часов дня, кажется, 2 роты Сальянского полка, во главе с подполковником Кузьминским, прошли с барабанным боем по Базарной улице. Народ, при приближении их, разбегался, а затем снова собирался в большом количестве на улицах. Г, пристав лично обращался к подполковнику Кузьминскому и просил его сделать несколько залпов по воздуху, чтобы рассеять народ. Но получив в ответ от него „не ваше дело, мы сами знаем, что нам нужно делать“, г. пристав отошел от него и более за содействием не обращался.
С наступлением сумерек войска ушли, мусульманское население… могло в это время грабить магазины, лавки по Цициановской и Губернской улицам»
(«Каспий», 16.2.1905).
Бакинский полицеймейстер капитан Деминский так говорит о событиях 7 февраля:
«На другой день, сутра, улицы были запружены тысячной толпой мусульман; с Базарной улицы и Шемахинской они двигались к армянским кварталам, убивая встречных армян, разбивали двери домов и грабили. При появлении казачьих разъездов они рассыпались по соседним улицам» («Каспий», 15.2.1905). Г-н полицеймейстер забыл упомянуть, как он (по свидетельству француза Мишеля Тимони) «парадировал во главе около сотни казаков; полицеймейстер, проезжая мимо вооруженной толпы мусульман, не обращал на нее никакого внимания; со своей стороны татары… широко улыбались ему» (Старцев, гл. З). Что же до казаков, то они были настроены к погромщикам вполне доброжелательно, а на вопрос, почему не разгоняют толпу, усмехались: «Известно, почему!» (там же). Сам губернатор князь Накашидзе, «спокойно куря сигару» (там же), разъезжал в фаэтоне по заваленному трупами городу, шутил с бандитами, хлопал их по плечу и явно наслаждался картиной погрома. Официально эти: господа заявляли, будто у них недостаточно войск, чтобы прекратить беспорядки.
Из русских офицеров, кажется, только штабс-капитан Зуев осмелился по собственной инициативе дать приказ стрелять. При звуках залпа (в воздух) 25 солдат тысячная толпа татар немедленно разбежалась (см.: там же).
Армянские рабочие с Биби-Эйбатских промыслов двинулись в город на помощь соплеменникам. Город был оцеплен жандармами; рабочих остановили и разоружили. Тогда, на следующий день, собрался общий митинг всех биби-эйбатских рабочих (кроме татар, конечно) и постановил «идти в город и разносить полицейские и губернские учреждения, если полиция не примет мер к прекращению убийств» (там же). Даже официальный «Кавказ» упомянул, что «русские рабочие, желая! положить конец резне, 8-го февраля сообщили мусульманам, что если они не прекратят беспорядков, то они! вмешаются в это дело и положат им конец»
(«Кавказ», № 40, 1905).
В этот день (7 февраля) начали действовать дашнакцаканские отряды самообороны. Надо сказать, что бакинский комитет партии Дашнакцутюн первоначально… совершенно растерялся перед неожиданными событиями. Приняв их за случайную вспышку, дашнакцаканы сначала лишь издали вместе с эсерами и социал-демократами листовку, призывающую к спокойствию (см.: Э.Оганесян, «Век борьбы», Т.1, стр.154). Затем была отправлена телеграмма Накашидзе:
«Защищайте народ, в противном случае будете отвечать лично». Но когда характер погромов вполне выяснился, а генерал-губернатор категорически отказался вооружить армян, с промыслов вызвали телеграммой знаменитого фидаина Никола Думана[12] и поручили ему организацию самообороны. 7 февраля небольшой отряд Думана успешно действовал, разгоняя толпы погромщиков. Одновременно действовали группы под командой Вардана Ханасори,[13] Мурада Себастаци,[14] Амазаспа[15] и других фидаинов, получивших боевой опыт в Турецкой Армении.
(Газета «Гракан Терт», 9.2.1990)
Благодаря успехам самообороны число убитых татар, ничтожное до тех пор, с вечера 7 февраля начинает возрастать, армян — падать (см.: «СПб вед.». 25.5.1905).
Но наиболее трагические события разыгрались 8 февраля.
«Трехэтажный дом Бабаджанова… осажден был после полудня 8 февраля, и более часу происходила оживленная перестрелка между татарами и обитателями дома.
Кто-то предложил, наконец, поджечь дом. Через полчаса откуда-то взялась бочка керосина. Облили им подъезд осажденного дома и подожгли. Не прошло и десяти минут, как выход из дому был охвачен пламенем, распространявшим удушливый дым. Осажденные поняли, что наступил их последний час, и в безумном ужасе заметались по дому. Порою чья-нибудь голова высовывалась из окна. Ее встречал град пуль, шлепавшихся вокруг по стенам. Выхода не было. Или ждать смерти в огне, или броситься из окон на кинжалы разъяренной толпы.
Большинство предпочло задохнуться в дыму, чем подвергнуться жестокостям и поруганию татар.
Синодик лиц, заживо сгоревших в этом обитаемом костре, насчитывает 19 имен. Среди них коммерсант Адамов с женой и сыном, присяжный поверенный Татосов, тоже с женой и двумя детьми.
К 9-ти часам вечера в каменном доме сгорело все, что могло сгореть. Уцелел лишь подвальный этаж. Там могли спрятаться несколько несчастных, и толпа решила обыскать подвал. В полутемном подвале оказались какие-то большие ящики. Не давая себе даже труда открыть их, какой-то лезгин пырнул в один из ящиков своим длинным кинжалом.
Сдавленный крик боли и ужаса раздался оттуда. Лезвие обагрилось кровью.
Толпа снаружи дико загоготала. Несчастные были открыты. Их было 9 человек.
По одному их выводили на свет Божий и закалывали беззащитных, как овец. Толпа глумилась над трупами.
Где-то нашли несколько спрятавшихся женщин. Татары не убивали их, но одна из них, старуха-мать, на коленях валялась перед убийцами, умоляя пощадить жизнь ее сына. Мольбы были напрасны: его изрубили на глазах у несчастной матери.
Без чувств упала она тут же на дымившиеся еще обломки, платье на ней загорелось, и она сгорела заживо. Никто не пошевелился, чтобы спасти несчастную.
Подобные же сцены происходили при разгроме дома Лазаревой… где погибло 12 человек, Агамова… где погибло 8 человек, и, наконец, бакинского богача, владельца пассажа Балабека Лалаева… где также погибло 20 человек.
Самого Балабека Лалаева, трясущегося и посиневшего от ужаса, разъяренные татары нашли где-то спрятавшимся и долго глумились над ним. Жена Лалаева так же на коленях умоляла разбойников пощадить мужа. Она предлагала выкуп за его жизнь — несколько десятков тысяч и все драгоценности, которые были у них в доме.
— Драгоценности мы и так возьмем, — с наглым смехом отвечали они.
Убит был зверски сам Лалаев. Убита его жена, отчаянно, как тигрица, защищавшая мужа. Убит брат Лалаяна Григорий. Не щадили даже детей. В клозете, где-то, судорожно вцепившись в трубу, повис 11- летний мальчик-армянин. Его вытащили оттуда и зарезали, смешав кровь с детскими слезами.
По случаю с Лалаевым, не следует думать, что разбойники были особенно бескорыстны. Все разоренные дома, конечно, и разграблены дочиста. То, чего громилы не могли унести с собой, дорогую мебель, они выбрасывали из окон и ломали… В одном из окон второго этажа… виднелось пианино. Его хотели, очевидно, выбросить, но оно застряло и черным кузовом повисло над головами прохожих.
Случалось многим армянам и откупаться от насилий. Спасали свою жизнь 50, 30, даже 20 рублями. Мне называли мелкого торговца-армянина, который умилостивил разбойников трешницей.
Все зависело, конечно, от того, с кем приходилось иметь дело — с шайкой ли озверелых фанатиков или с приставшими к ним шайками из подонков городского населения»
(«Р.С.», 24.2.1905).
Группы самообороны делали успешные вылазки в татарские кварталы для спасения осажденных соплеменников. Вот как описывает такую вылазку участник в журнале партии Дашнакцутюн «Дрошак»:
