прятаться внутри. Мы проложили воздушную тропу над Малой Шутовской, а затем перекрыли следующую улицу, Припортовую. Оцепив целый квартал, мы в любую минуту могли по крышам добраться до проспекта Землекопов, крупнейшей торговой артерии города, которая тянулась через всю Большую Гавань параллельно реке. Там можно будет развернуть войска и подготовиться к бою.
Наша воздушная магистраль все разрасталась, пуская новые и новые ростки, мостки цеплялись за карнизы, коньки крыш, поскрипывая, когда мы перебегали по ним над пропастями улиц. Тем временем некоторые члены нашего отряда по собственной инициативе приводили друзей и знакомых, так что скоро нас было уже не меньше двух сотен, и мы смогли приготовить к обороне и третий пакгауз.
Однако все понимали, что в случае мало-мальски серьезного нападения таким количеством бойцов не обойтись, и потому мы с Сампцием отправили нескольких рассудительных мужчин и женщин на площадь Корабельных Верфей, чтобы они походили в толпе, побеседовали с людьми и обеспечили более организованный приток союзников. Как только защитников пакгаузов наберется достаточно, мы начнем собирать в них детей, стариков и женщин послабее и, кроме того, пошлем экспедиционный корпус из самых крепких и сообразительных на проспект Землекопов, чтобы атаковать врага там.
За все это время никто не сказал ничего особенного, и тем не менее в какой-то момент мне стало совершенно ясно: ни один мужчина и ни одна женщина не верят, что мы вкалываем как одержимые, чтобы защититься от врага А-Рака.
Пока мы дожидались, когда же, наконец, люди начнут прибывать всерьез, предчувствие надвигающейся опасности вдруг навалилось на меня. Я подошел к людям, которые готовили зажигательные стрелы, и тоже стал обматывать наконечники паклей и окунать их в смолу. Глаза немилосердно ломило где-то в глубине, по всему телу пошли колючие мурашки, воздух словно наполнил в одночасье какой-то свист. Почти все были на крышах, только несколько человек продолжали работать на кранах внизу, у самой воды, и я заметил, что все как-то рассеянно движутся, точно те же самые ощущения не дают им покоя.
Снедаемый беспокойством, я подошел к перилам и уставился на широкий, пустынный Хааг. Как это может быть, что до сих пор ни один парус, ни даже гребная лодка не показалась на просторах могучей реки – этой крупнейшей магистрали всей южной торговли?
Я взглянул на город, на отдаленную площадь. Мне показалось или вдоль ее края и впрямь движется что-то странное? Клянусь Трещиной, точно! Вот оно снова мелькнуло между крыш: что-то черное метнулось вдоль карниза, слишком быстро, не разобрать…
В ту же минуту до меня донесся шелест воды, точно весь поток, от края до края, подернулся вдруг крупной рябью. Обернувшись, я уставился вниз и увидел, как ближний край реки вспучился и разом нахлынул на набережную, а из-под него дружной колючей волной вырвались, разбрасывая тучи ярких брызг, дети А-Рака.
Они сразу заполонили собой всю гавань, волосы вставали дыбом от ужаса, до чего их было много! Люди, вращавшие рукоятки кранов, и крикнуть не успели, как щетинистые лапы сомкнулись вокруг них, а клыки с жестокой, всесокрушающей силой вонзились в их плоть. Эти удары, против которых ничто не устояло бы, наполнили тела жертв таким количеством яда, что их раздуло, точно воздушные шары: едкая жидкость мигом растворила все внутренние органы и рвалась наружу. В следующую секунду несчастных высосали досуха, а волна пауков уже неслась дальше в город, наполняя каждую улицу и переулок своим безобразным кипением.
Мы, испуганно пригнувшись, почти не дыша, метнулись на противоположную сторону крыши и перевесились через перила. Захватчики затопили переулок Шутов, ими кишела каждая улица, в которую мы только могли заглянуть. Клыками они высаживали двери домов, и, пока некоторые устремлялись внутрь, основная масса лавиной валила дальше, стремясь, как нам хорошо было видно сверху, к площади Корабельных Верфей.
Но как бесшумно двигалось это полчище! Лишь приглушенные крики застигнутых врасплох людей долетали иногда из домов, в основном же затопивший улицы сонм производил не больше шума, чем град, – это клацали о мостовую когти, но и их дробный перестук, очевидно, не был слышен впереди, ибо люди на площади пировали, как ни в чем не бывало.
Но вот на крышах окружающих площадь зданий черными тенями замелькали пауки. Наблюдая со своего пакгауза, как черный прилив поднимается к площади Корабельных Верфей, вокруг которой и без того все туже сжималось паучье кольцо, мы чувствовали себя в точности как в кошмарном сне, когда надо бежать, а ноги не слушаются, – ни у кого не было сил крикнуть, чтобы отвлечь хотя бы часть этой лавины на себя!
Недолго мы стояли, оцепенев от страха. Фонтаны разноцветных брызг сорвались внезапно с крыш окружающих площадь зданий, ослепительно вспыхнув в утреннем свете над пирующей толпой. Мы видели, как сорок тысяч человек одновременно вскинули головы, уставившись на это сверкание, слышали вздох изумления, прокатившийся по толпе, ибо приглушенная дробь, которую когти выбивали о мостовые всего в каком-то квартале от площади, еще не достигла их ушей.
Но вот наконец толпу на площади свело судорогой страха – искрящиеся нити призрачной паутины упали на людей сверху и, точно тисками, сжали их руки и ноги.
Паутина, как занавес, опустилась над площадью. Те, кто стоял с краю, безнадежно запутались в ее липких объятиях и теперь бились, преграждая путь остальным. Вот тогда-то пауки с крыш и кинулись в озеро добычи, а еще через миг на площадь со всех четырех сторон хлынула паучья орда.
Смятенное человеческое море взвихрилось в пене жадно вгрызающихся в добычу пауков. Но, как оказалось, это было еще не все. Ужас достиг предела, когда сам А-Рак поднялся из-за крыш, переступил через дома и опустился на площадь, в самую гущу бойни.
Лишь увидев самого Прародителя, мы поняли, что за свист терзал каждую клеточку наших тел, ибо теперь он, казалось, сгустился в пронзительный визг, от которого звенело в ушах. То была мысль А-Рака: но не членораздельное высказывание, а резкий, односложный клич, могуществу которого не мог противиться ни один из бесчисленных сынов бога, и они летели на его властный зов, как гонимая ветром листва. Отец источал принуждение, и море отпрысков стекалось к нему, закручиваясь в огромную воронку, центром которой он был. Они текли со всех сторон и убивали, убивали, убивали, кося людей (чьи крики мы теперь слышали ясно, точно охотничий рог!) серпами своих клыков, с жадным чавканьем всасывая разжиженную плоть добычи.
И пока отпрыски когтили и пожирали добычу, все больше раздуваясь, прародитель набрасывался на них и пожирал их самих. Человеческие тела стали слишком малы для его гигантских клыков, и он натравил на толпу своих сынов, а их более осязаемые тела предназначил для собственной трапезы!
– Надо идти спасать кого можно! – раздался чей-то крик – мой? Или то кричали мы все? Ужас и ненависть закалили нашу волю, придав ей крепость стального клинка, готового проложить путь к победе. Пауки все еще прочесывали улицы, теперь по двое – по трое, и нам не терпелось начать убивать их.
