Рыбалка в море демонов

– Великолепно. На две трети Хададд – почти дословный перевод, другая треть – свободный пересказ Спиния Старшего. Стандартный набор еще в мое время. Более того, все, что ты говорил, – абсолютная правда.

– За этот подвиг, – продолжал Уимфорт оскорбленным тоном неучтиво прерванного лектора, – Серая Лига наградила Ванетка почетным званием Великодушного и включила его жизнеописание в Архив Старейшин.

– Да будет тебе известно, внучек, что в лице Ванетка ты избрал для подражания самого неудачного героя прошлых веков. Он, конечно, был человек великий и колдун могущественный, но только седобородые старцы наподобие меня, которые в состоянии провести границу между его истинными победами и глупейшими ошибками, могут воздать ему по заслугам. Ванетка! Если уж говорить о причинах твоего обожания этого героя, то с таким же успехом ты мог бы выбрать какого-нибудь демона из этих глубин и поклоняться ему.

– Я никому не поклоняюсь, – вспылил мальчик, – а ты лучше попридержи язык.

Пират и впрямь замолчал. Сидя на корме, он протянул к юному наглецу руку, но тот за дальностью расстояния не обращал на это особого внимания до тех пор, пока рука Гильдмирта не растянулась до невероятных размеров, а на конце ее не появилась когтистая перепончатая лапа такой величины, что когда он положил ее мальчишке на голову, то половина его головы утонула в ней. Тут уже Уимфорт не смог скрыть охватившей его паники. Гильдмирт произнес:

– Твой отец не посылал меня за тобой, мальчик. Я тут живу и, может статься, буду жить всегда. За ломаный грош я могу взять тебя сейчас в охапку, прыгнуть на дно и сдать первой попавшейся боншаде. Так что не дергай меня за старую седую бороду, сынок. Все мое тело болит такими болями, которые ты никогда не научишься понимать, хоть всю жизнь учись. Я сильно не в духе, внучек, так что смотри, не распускай язык в моем присутствии.

Досада Гильдмирта была вполне понятна и извинительна. Слышать визг, поднятый мальчишкой из-за трехмесячного пребывания в аду, тому, кто без единого слова жалобы перенес приговор в три столетия, должно быть невообразимо тяжело, в особенности учитывая, что скандалист разнылся на пути к свободе. Однако он тут же пожалел о своей вспышке, вернул руке нормальный вид и куда более мягко продолжал:

– Пойми меня правильно, мальчик, я говорю так вовсе не потому, что хочу тебя оскорбить или унизить. Напротив, я восхищен твоей смелостью. И если я заставляю тебя выслушивать неприятные истины, то лишь потому, что хочу обогатить твое понимание жизненно необходимыми фактами, опираясь на которые ты сможешь продолжать путь к магической власти, о которой мечтаешь. Неужели ты думаешь, что я или мои друзья завидуем тому величию, которое ты избрал себе в будущий удел? Да с чего бы? Нам и своих дел хватает. Однако, поскольку случилось так, что я немного сведущ в данном вопросе, – опять же, свою информированность я рассматриваю как простое стечение обстоятельств долгой жизни, а отнюдь не как повод для тщеславия, – хочу тебе сказать, что ни один серьезный волшебник не станет связываться с Эликсиром Сазмазма, если, конечно, он не имеет в виду какую-нибудь узкоспециальную и с трудом представимую цель. Его мощь почти не поддается разумному контролю, с ней трудно совладать, а потому невозможно использовать по назначению. В то же время его привлекательность для всех без исключения демонов этого мира такова, что даже если допустить, что тебе удастся вырвать его у вассалов Сазмазма, то пронести его через преисподнюю в целости и сохранности просто невозможно. Мне говорили, что ты носишь в себе заклятие, которое позволяет впитать Эликсир прямо в собственное тело. Неужели ты не понимаешь, что превратиться в сосуд для транспортировки Эликсира Сазмазма здесь, в аду, есть самый верный и самый мучительный способ самоубийства? Первый же демон, которого ты встретишь на своем пути, насадит тебя на вертел, разведет под тобой костер и вытопит из тебя Эликсир так же просто, как рыбаки вытапливают ворвань из китовой туши.

Ты должен понять: Эликсир – сильнейший наркотик для всех обитателей этого мира. Он обостряет их чувственное и интеллектуальное восприятие до уровня просто-таки экстатического блаженства. Даже от ничтожно малой крупицы этого вещества они испытывают такое расширение духа, по сравнению с которым опьянение человеческой добычей – лишь жалкий отголосок.

Однако оставим это. Предположим, ты все-таки принес Эликсир наверх, в мир людей. Как и полагается, ты строишь вполне заурядные планы его использования – умеренные, милосердные, созидательные, – и все-таки его запах, если можно так выразиться, на тебе. В тот же день, когда ты вернешься домой, все величайшие волшебники мира будут знать, что Эликсир у тебя, а также кто ты такой и как тебя отыскать. Обрати внимание на мою формулировку, пожалуйста: все величайшие волшебники мира. В мое время среди них было немало настоящих хищников, бессовестных и жестоких. Конечно, тех, может быть, и нет уже в живых – а может, и есть, – но за прошедшие столетия подобных типов наверняка народилось немало. Ну а теперь мне остается лишь напомнить тебе о китовой туше.

Мальчик не сказал ничего, но, несомненно, лишь демонстрация силы, которая наглядно показала, что его наставник и сам маг не из последних, заставила его сдержаться. Все время, пока Пират говорил, мальчишка вертелся как на угольях, снедаемый желанием ляпнуть что-нибудь эдакое в ответ. Гильдмирт вздохнул, и мы втроем вернулись к меху с вином, в то время как лодка под незримым управлением хозяина продолжала нести нас к его дому.

Я сидел, глядя на море через арку колоннады. Пират, пристроившись за моей спиной, легко коснулся ладонью моего затылка. Мир исчез, растворившись в белесой пустоте. Но вот арка и морские волны за ней появились вновь. Голова немного кружилась, но и это почти сразу прошло. Я оглянулся и увидел, как проясняется затуманенный взгляд Гильдмирта. Когда он заговорил, челюсть его поначалу ворочалась вяло, как во сне.

– Ты хорошо пожил, Ниффт. Когда я снова останусь один, в моем распоряжении будет целый подаренный тобою мир.

Его глаза на мгновение сделались мечтательными, но он тут же прервал свои размышления короткой усмешкой и чуть слышным ругательством. Я почувствовал, что мое прошлое для него – как глоток свежего воздуха в этом застенке, и обрадовался. Настала очередь Барнара, и я убедился, что прикосновение Гильдмирта длится меньше минуты. И снова Пират откинулся назад, точно пробуя прошлое моего друга на вкус. Когда он наконец посмотрел на нас, мы ответили ему прямым откровенным взглядом, зная, что стесняться нам нечего, да и нет смысла. Гильдмирт улыбнулся и сказал:

– До чего же я устал от всего, что мне известно об этом мире, друзья мои. Как бы мне хотелось вновь погрузиться в изучение более разнообразного и преходящего языка, языка живых людей!

– Послушай, – перебил его Барнар, – мы тут с Ниффтом переговорили. Если есть какой-нибудь способ вытащить тебя отсюда, то мы готовы отложить возвращение и помочь тебе освободиться.

Гильдмирт снова улыбнулся и покачал головой. Тут Уимфорт напомнил нам о своем присутствии громким фырканьем. Прежде чем заняться нами, Пират дал ему кожаные штаны и легкую кольчугу из своих запасов. Одежда слегка висела на его юношески стройном теле, что и вызвало его раздражение, выдававшее