Ниффт добавил:
– О, конечно, этого будет достаточно. Раз уж она в состоянии нащупать глубинные кости гор из своего заточения, то найти единственное слабое место своего стеклянного гроба и подавно сможет, так ведь? Ничего, ничего. Сейчас с Богини, выражаясь ее собственными словами, совлекут одеяния. Бога мои, Служка, какие воодушевляющие строки, – я имею в виду их выразительность, а не только общий смысл.
И Ниффт запрокинул голову с видом знатока, который собирается процитировать свои любимые стихи. Не похоже было, однако, чтобы Служка собирался его слушать, ибо в эту самую минуту он, как зачарованный, смотрел на Либис, которая с силой, неожиданной для столь миниатюрной женщины, занесла молот над головой, замахиваясь для удара. Но Ниффт просто ткнул пальцем в копию новейшего предсказания, размноженного и развешанного по всему городу в считанные часы после его оглашения, и прочел:
(Тут Либис расставила пошире ноги и на мгновение приложила заостренный конец молота к очерченному на стекле кругу, словно подсчитывая, каков будет максимальный разрушительный эффект удара.)
Жрица во второй раз медленно занесла молот над головой, и стальная болванка сладострастно прижалась к стеклянной поверхности. Глухой, отчаянно невыразительный
Жестко сочлененные леса специально построили как можно плотнее к стеклу, чтобы поддержать падающие останки Смотрительницы Стад, как только саркофаг рухнет. Предосторожность оказалась излишней. Смотрительница не упала. Она твердо стояла на пружинистых ногах, пробуя радужными крыльями воздух.
Это зрелище исторгло из глоток толпы такой мощный крик, что Ниффт, не ожидавший ничего подобного, одобрительно закрутил головой. Выкрик был до странности похож на стон облегчения, которым приветствуют свершение того, на что надеялись, но во что боялись поверить. Крылья Смотрительницы заработали чаще, разгоняя воздух. Вот они почти пропали из вида, столь стремительными стали их движения, но окружающих лесов так и не задели. Строго вертикально поднялась она вверх, оставив под собой пустую коробку. Плавно пролетела над равниной, неся мятежному стаду послание своей верховной воли.
И, как только началась ее атака, никто из свиноподобных гигантов ни на мгновение не усомнился в ее превосходстве. Казалось, хозяйка устроила своим подопечным что-то вроде ритуальной порки, правда, высекла она не каждого, а примерно сотню животных. Зависая над ними, она вытягивала вперед и вниз – прямо перпендикулярно привычному изгибу своего хвоста – брюшное жало. Его она вгоняла в тело находившегося под ней животного и, соединившись с ним таким образом, на мгновение повисала в воздухе, ритмично вздрагивая. Потом снималась с якоря и перелетала к другому, на первый взгляд, случайно выбранному животному.
Когда наконец бичевание подошло к концу и Богиня повернула назад, сразу стало заметно, как сильно она ослабела. В воздухе ее мотало из стороны в сторону, а, когда она стала садиться на землю возле своего рассыпавшегося в прах гроба, ноги ее подкосились, а голова бессильно повисла.
Вскоре Лионе сообщила, что усталость, овладевшая благодетельницей их города, серьезна и жизнь – этот хранимый поколениями жрецов секрет – окончательно оставит ее тело через считаные часы после исполнения долга, к которому она так долго готовилась. Никто не знал, сколько она проживет, и единственное, чем оставалось утешаться горожанам, так это покорностью стада, хотя бы временной, и обещанием Богини, что ее подопечные вернутся на вал для кормежки, как только его ремонт будет окончен. Правда, животные будут поедать камни значительно медленнее, чем обычно, ибо близится период отела, но и по мере его приближения они станут послушно, хотя и не слишком энергично, выполнять свою задачу.
По крайней мере они не перестанут есть, покуда Смотрительница жива. А о том, как они поведут себя, когда она умрет, перепуганные насмерть горожане могли только догадываться. Над Богиней возвели огромный павильон. К обреченному божеству устремились толпы ставших в одночасье весьма благочестивыми граждан, и в импровизированном святилище днем и ночью горело такое количество свечей, которого храм не видел за все века своего существования. Жрица обратилась с просьбой о следующем предсказании и получила его.
В нем содержалось туманное указание, на чью помощь могли рассчитывать горожане в случае, если печальное событие – кончина Богини, – свершится. Сообщение можно было прочесть на каждом перекрестке, ибо вывешивание текстов предсказаний на стенах городских зданий стало обычной процедурой.
X
Стадо возобновило свое пребывание на высокогорном пастбище, но с явной неохотой, которая лишний раз навела горожан на мрачные размышления об иссякающей силе Богини. Животные пока еще подчинялись ее воле, но двигались вяло, медленно и демонстрировали явное отсутствие аппетита. Помимо близящегося сезона отела, причиной этой медлительности служило, очевидно, и быстрое угасание Смотрительницы. Никто не мог без содрогания думать о том, что случится, когда животные окончательно забросят свои спасательные работы; а размышлять о последствиях еще одной вспышки одержимости, если таковая произойдет, просто никто себе не позволял. Две недели корчились люди в агонии неизвестности, до головокружения вглядываясь в кишащий массивными животными вал и наблюдая, как нависший над ними обломок скалы дюйм за дюймом уменьшается до двух третей от своего первоначального размера, тогда как поддерживающая его металлическая жила составила еще меньший процент от
А потом стадо забастовало целиком, вплоть до самого последнего животного. В одно прекрасное утро горожане, проснувшись, обнаружили, что вершина горы совершенно пуста, а равнина за северной стеной снова усеяна неподвижными гигантами.
Все население Наковальни высыпало на стены, а многие даже вышли на равнину, спеша стать
