Богиня за стеклом

которое вдруг пошло складками: такое искреннее наслаждение доставило ему замечание Ниффта.

– Сохранить добросердечие, так ты сказал? Клянусь Трещиной и всем, что из нее выползает, клянусь Посохом, Молотом и Наковальней! Мне это нравится! Нет, в самом деле. Сохранить добросердечие! Когда буду рассказывать об этом коллегам, главное – не перепутать слова, чтобы прозвучало так же искренне и серьезно, как у тебя.

Картограф продолжал посмеиваться. Ниффт, приподняв бровь, разглядывал свои ногти. Наконец он тоже не выдержал и усмехнулся.

– Не спорю, то была мрачная игра. Хотя никто из них не повстречался со смертью, которой они так бойко торговали на все четыре стороны света, некоторые из них, по крайней мере, на собственном опыте узнали, каково это – жалеть, что ты все еще жив. – Это замечание пришлось обоим по вкусу, и друзья примолкли в знак согласия.

– Знаешь, – нарушил наконец молчание Марголд, – твое описание гиганта, легкость его костей… странная идея, но, быть может, на них никогда и не бывало плоти. Возможно, он и сам… изделие Наковальни, порождение какой-нибудь огромной кузни, куда большей, чем его собственная?

– Ты хочешь сказать, что он всего лишь… громадный автомат?

Историк кивнул.

– Вспомни хотя бы, что говорит о его гибели легенда, если ей, конечно, можно верить. Она утверждает, что подстроенный врагами оползень… не убил его: он высунул из завала руку с Посохом и в скором времени при помощи этого впечатляющего орудия освободился бы и сам, если бы отсечение конечности не разрушило целостность его организма, а вместе с ней и жизнь. Те, кто это сделал, позаботились о том, чтобы унести руку как можно дальше от тела, и бросили ее в море. Когда человек теряет руку, он вовсе не обязательно умирает от этого. Но убери из часового механизма хотя бы одну пружину, и часы встанут и будут стоять до тех пор, пока недостающая деталь не вернется на место.

Ниффт задумчиво смотрел в окно.

– Так, значит, он работал на еще более могучих хозяев куда более значительного мира? Почему бы и нет? Сам тоже Раб? Но тем не менее прекрасное и грозное создание, Шаг. Помню, каким я его увидел в последний раз: он походил на те гравюры, что ты мне показывал, со сценами из «Пак-Демониона» Парила, как бишь того парня зовут?

– Ты имеешь в виду гравюры на дереве Ротто Старва?

– Вот-вот, он самый. Старв. В общем, за день до того, как наш корабль поставил парус, мы с Кандросом взяли Служку и Крекитта покататься на Смотрительнице – так сказать, прощальная экскурсия по городу, не столько для нашего собственного удовольствия, сколько для Служки и старика, которые нам под конец очень понравились. Короче, мы перемахнули через горные вершины и зависли над южной оконечностью города, разглядывая его в предзакатном освещении. Картина могла вызвать трепет в ком угодно, Шаг, их была целая армия, и они шагали в унисон, словно одержимые отчаянием.

Я говорю о горожанах. Они наводнили улицы, и их движение приводило на память вечно меняющуюся неизменность потока. Они работали все в тех же кузнях и литейных мастерских, которые были в городе испокон веку, с той только разницей, что теперь там трудились все. Стада не было видно, животные работали в дальних горах, неподалеку от Оссваридона. Половина Смотрительниц отправилась с ними, вторая патрулировала улицы и периметр города, отмеченный теперь грудами каменных обломков. Но в них практически не было нужды. Одно только присутствие Пастура подчиняло себе всех, и мужчин и женщин, без исключения. А он отдыхал от трудов. Наковальня еще гудела от недавних ударов Молота, рдеющая металлическая крошка устилала ее поверхность. Великан сидел, спиной прислонившись к холму, сложив могучие руки на коленях, небрежно придерживая Молот правой ладонью. Он взирал на город, словно чужеземец, разглядывающий непривычный вид. Из труб валил дым, зарницы вставали над плавильными печами с невиданной прежде яркостью. Лучи его глаз перебегали с крыш домов на запруженные людьми улицы, время от времени поднимаясь к звездам.

Помолчав немного, Марголд вполголоса заметил:

– Он отправил стадо пастись туда, где был погребен он сам и их предки? Быть может, он уже тогда замысливал возвращение домой?

– Возможно. Остается только гадать, что ждет его там после столь длительного отсутствия. Он, кажется, тоже о этом думал.