Судебный пристав убирал телевизор, когда женщины, запыхавшись, вбежали в зал. Пат заметила на лице Джека облегчение.
– Вызывайте следующего свидетеля, – предложил судья.
– Штат приглашает Марию Лопес, – объявил Джек.
Мария вышла вперед и принесла присягу.
– Назовите для протокола вашу фамилию, – попросил Джек. Она стояла с отрешенным лицом и ничего не говорила.
– Мэм, – повернулся в ее сторону судья, – вы должны ответить на вопрос.
– Мария Лопес. – Ее глаза по-прежнему невидяще блуждали.
– Где вы в настоящее время работаете?
– В канцелярии прокурора штата – секретарем.
Джек решил ее немного направить.
– То есть моим секретарем?
– Да.
– А до того, как пришли работать ко мне, служили в полицейском управлении Бэсс-Крика? Так?
– Так.
– Вы работали лично на обвиняемого Уэсли Брюма?
– Да.
– В качестве секретаря?
– Да. – Наводящие вопросы кончились, теперь ей предстояло собраться.
– Мисс Лопес, как долго вы работали в полицейском управлении? – Ответа не последовало. Джек повторил вопрос: – Мария, сколько времени вы работали в полицейском управлении?
– Протестую! – Джимми Дикарло вскочил со стула. – Обвинитель обращается со свидетелем запанибрата.
Мария посмотрела на адвоката, перевела взгляд на Клея Эванса, затем на сидящего подле него Уэсли Брюма – негодяя, который, как ей было известно, стрелял в Хоакина.
– Пятнадцать лет, – твердо ответила она, прежде чем судья успел решить, принимать или отклонить протест.
– Обвинитель, воздерживайтесь от того, чтобы называть свидетеля по имени, – предупредил Джека Стэнтон. – А вы мэм, должны повременить с ответом, если заявлен протест. Вы меня поняли?
Мария повернулась к судье:
– Да, сэр.
Джек решил, что в этот момент она вернулась к действительности.
– Мисс Лопес, расскажите присяжным, какую должность вы занимали в полицейском управлении Бэсс-Крика.
– Первые семь лет была секретарем приемной, затем секретарем мистера Брюма.
– Мисс Лопес, я хочу вернуть вас в день 24 января 1986 года. Какую должность вы занимали в то время?
– Секретаря приемной.
– Каковы были ваши служебные обязанности?
– Отвечала на телефонные звонки, вскрывала и разбирала корреспонденцию, печатала. И прочее в том же роде.
– Вы помните, что произошло в тот день?
– Да.
– Почему он вам запомнился?
– В тот год, кажется, в марте, я давала показания на слушаниях об обжаловании. Недавно вы мне продемонстрировали расшифровку стенограммы моих слов.
– Что произошло в тот день?
– Мистер Брюм привез на допрос Руди Келли, а затем в участок явилась его мать Элена и потребовала, чтобы ей разрешили увидеться с сыном.
– Вы помните, когда она пришла в полицейский участок?
– Да. В пятнадцать часов шестнадцать минут.
– Почему вы так точно запомнили время?
– Элена настояла, чтобы я занесла его в регистрационный журнал. Мою запись присовокупили к делу. Кроме того, недавно я читала расшифровку своих показаний.
– Вы тогда позволили Элене увидеться с сыном?
– Нет.
– Почему?
– Детектив Уэсли Брюм приказал мне ее не пускать. Через некоторое время к ней вышел другой детектив, Дел Шортер. Но самой Элене не позволили пройти в участок и поговорить с сыном. Детектив Брюм увел его в специальную комнату для допросов.
С этого момента Джек прибавил темп. У него имелось письмо, обозначенное как улика номер шесть. Он подал его Марии. Это была сделанная Хоакином копия того самого письма от 2 мая 1986 года, которое Трейси Джеймс направила Клею Эвансу. Хоакин как-то упомянул о нем при Марии, и она вспомнила, что видела письмо погибшего адвоката в кабинете Уэсли Брюма. Они рассказали об этом Джеку. До разговора с ними Джек не представлял, каким образом использует в качестве доказательства письмо. Трейси уже нет. Клей скорее всего не станет давать показаний. Хоакин имел копию, но никоим образом не мог подтвердить, что Трейси Джеймс отослала письмо Эвансу и тот его получил. То, что Мария видела его в кабинете Брюма, меняло дело. Но Джек понимал, что с допустимостью доказательства дело обстояло не просто.
– Вы видели раньше то, что мы именуем уликой номер шесть?
– Да, видела.
– Что это такое?
– Письмо от 2 мая 1986 года от Трейси Джеймс Клею Эвансу.
– Кто такая Трейси Джеймс?
– Частный адвокат, представлявшая Руди Келли до того, как дело передали государственному защитнику.
– Когда вы видели это письмо?
– Примерно в то самое время, когда оно было написано, может быть, несколько дней спустя. Прокурор Клей Эванс пришел в полицейское управление встретиться с Уэсли Брюмом, чего никогда раньше не делал. Они разговаривали в его кабинете. Я вошла, поскольку мистер Брюм должен был срочно подписать какую-то бумагу. Письмо лежало на столе. Пока детектив Брюм читал переданный ему на подпись документ, я стояла за его левым плечом и читала письмо. Выходя из кабинета, я слышала, как мистер Брюм заметил: «Она что, шутит?» Клей Эванс не ответил, а если ответил, я не слышала.
Джек обратился к судье:
– Я хотел бы приобщить вещественное доказательство номер шесть к делу.
– У меня несколько возражений, – вмешался Джимми.
– Подойдите, – распорядился судья.
Когда представители сторон приблизились к кафедре, адвокат завел долгую речь, почему письмо не следует приобщать к вещественным доказательствам.
– Я его до этого ни разу не видел.
– Я его вам посылал в ответ на ваше требование предъявления доказательств, – возразил Джек. – Письмо значится в моем предварительном списке улик.
– Другие причины? – покосился на Джимми судья.
– Это показание с чужих слов. Единственный способ приобщить письмо к доказательствам – выслушать Трейси Джеймс или Клея Эванса. Но Трейси Джеймс мертва, а мой клиент не собирается давать показаний.
Судья повернулся к Джеку:
– Ваш ответ.
