время была хорошая, видимость полная, море 1 балл. ПЛ шли строем кильватера Д = 3 кбт. Дистанция между ними составляла 3 кабельтова, ходом 8 узлов. ПЛ Л-16 шла головной, по ней было выпущено две торпеды, я предполагаю, что 1-я торпеда попала в район дизельного 6-го отсека и 2-я торпеда в район 5-го отсека. Л-16 погрузилась с дифферентом на корму 45°, лодка затонула через 25–30 секунд после торпедирования… на глубине 4888 метров Через 1 минуту после того, как погрузилась ПЛ Л-16, я слышал два глухих подводных взрыва — считаю, что взорвались аккумуляторные батареи или лопнули внутренние цистерны…. Я принял решение уклониться — оторваться от места гибели ПЛ Л-16 ходом 16 узлов. Отходя противолодочным зигзагом, предполагая, что ПЛ Л-16 торпедирована с ПЛ…. Дан полный ход. Идём беспорядочным зигзагом, находясь на одном курсе не более минуты».
Обратимся к вахтенному журналу Л-15, в котором в 11.15 11 октября 1942 года была сделана следующая запись: «Дан полный ход Уклоняемся от подлодки противника. Курсы переменные». Далее в документе было отмечено, что машины Л-15 увеличили в это время обороты с 320/0 (левый дизель — 320 оборотов в минуту, правый — 0) до 360/360.
Быховский и Мишкевич так интерпретировали эти действия командира: «Оценив обстановку, он принял командование кораблем. Лодка шла под обоими дизелями. Комаров увеличил ход с малого до среднего и, отвернув на 90°, одержал лодку на случайном курсе, после чего перешел на противолодочный зигзаг…. Тщательный осмотр места гибели Л-16 ничего не дал. Завершив осмотр, на Л-15 увеличили ход до полного, и подводная лодка на противолодочном зигзаге стала удаляться».
Такое утверждение весьма странно. Невозможно даже представить, чтобы командир подводной лодки, находясь в трезвом рассудке, после торпедирования субмарины начал бы совершать некий осмотр места гибели торпедированного корабля. Такое решение почти стопроцентно обрекало его на такую же гибель. Какой там к черту осмотр всплывшего пятна соляра! Единственное, что надо было делать в такой ситуации (Комаров именно так и поступил), так это дать самый полный ход и противолодочным зигзагом удирать как можно быстрее и дальше от злосчастного места! Не могло быть и никаких митингов, не до этого! Все по боевой тревоге, все на боевых постах. Митинг, разумеется, провели, но не над местом гибели Л-16, а значительно позднее, когда появилась возможность снизить степень боеготовности.
Свои описания произошедшего оставили два очевидца катастрофы Л-16 — офицеры Л-15, находившиеся в этот момент на ее мостике. Командир электромеханической боевой части (БЧ-5) инженер- лейтенант Валентин Васильевич Нестеренко вспоминал: «Утро 11 октября. Погода была солнечная, Тихий океан заштилен. Л-15 и Л-16 шли в надводном положении в кильватер прямым курсом со скоростью 8 узлов. Л-16 шла головной. Вдруг на Л-16 раздался сильный взрыв. Я в это время находился на мостике и лично видел и слышал первый взрыв, который произошел в районе дизельного и электромоторного отсеков. Взметнувшийся столб воды закрыл кормовую антенную стойку, расположенную над дизельным отсеком, задние крышки минных труб были отчетливо видны. Я быстро спустился в центральный пост и услышал еще три взрыва прямо по носу. Считаю поэтому, что Л-16 была поражена четырьмя торпедами. С большим дифферентом на корму она стала погружаться и через 25–30 секунд исчезла с поверхности океана. Неизвестная ПЛ атаковала Л-16 со стороны солнца Сигнальщики Л-15 обнаружили два перископа, артиллеристы обстреляли их из 45-мм орудия. Огибая большое масляное пятно, артиллерийская прислуга 100-мм орудия, которое не вело огонь, наблюдала за поверхностью океана На поверхности никого не было обнаружено. Личный состав Л-15 тяжело переживал гибель Л-16. Вместе со всем экипажем Л-16 погиб мой товарищ инженер-механик лодки инженер-капитан-лейтенант Борис Сергеевич Глушко. На коротком митинге экипаж Л-15 заявил о своей решимости повысить бдительность».
И.И. Жуйко вспоминал следующее: «В 11.11 с дистанции примерно 7 кабельтовых я поднял бинокль с сеткой для того, чтобы произвести очередной замер расстояния до переднего мателота. Но в окуляре бинокля, вместо подводной лодки Л-16, я увидел огромный столб воды вперемешку с клубами черного дыма и листами железа Не поверив своим глазам и не поняв, в чем дело, я опустил бинокль и уже невооруженным глазом увидел ту же картину, но только в этот момент почувствовал сильный гидравлический удар о корпус нашей лодки. Через мгновение донесся оглушительный взрыв. Необходимо было уклониться от опасности… Почти машинально я пробил боевую тревогу и дал команду на вертикальный руль: “Право на борт!”. Уйти под воду при срочном погружении Л-15 не могла — ведь имелся строжайший приказ совершать переход только в надводном положении! Почти в эти же секунды сквозь прогалины в поредевшем дыму с мостика Л- 15 я увидел высоко поднявшуюся над водой носовую часть подводной лодки Л-16, которая быстро уходила под воду. Л-15 в это время продолжала медленно циркулировать вправо. Мне казалось, что лодка слишком медленно разворачивается, хотелось как-то подтолкнуть ее, чтобы ускорить поворот, длившийся целую вечность».
В это время, по данным историков В.И. Дмитриева и И. Боечина, «вахтенные сигнальщики с Л-15 обнаружили характерный, пенистый след торпеды, которая прошла в 80 м перед форштевнем», что является лишь плодом их богатого воображения. Л-15 никто не атаковал!
Обратимся вновь к отчету командира Л-15: «В 11 часов 15 минут — 11 часов 17 минут 20 секунд в расстоянии 7–8 кабельтовых от точки гибели ПЛ Л-16 за масляным пятном было обнаружено два перископа, по которым я открыл огонь из 45-мм орудия — выпустил 5 снарядов, после чего неизвестная ПЛ погрузилась, а я прекратил огонь…. была сыграна боевая артиллерийская тревога и проведена боевая стрельба из 45-мм орудия по перископу ПЛ противника. Было израсходовано пять боевых осколочно- трассирующих снарядов. Огонь был открыт через 31 секунду после объявления боевой тревоги. Материальная часть во время стрельбы работала безотказно, личный состав хорошо».
В книге Быховского и Мишкевича эти записи были «творчески развиты» ее авторами до неузнаваемости: «Минуты через 2–3 после взрыва, продолжая наблюдать и осматривать место, где затонула Л-16, сперва командир лодки В.Н. Комаров (капитан-лейтенанта Комарова звали Василий Исакович), а затем лейтенант И.И. Жуйко и сигнальщик Смольников увидели два перископа, двигавшиеся по направлению к соляровому пятну. Полагая, что это вражеская лодка и что она может всплыть, командир Л- 15 объявил артиллерийскую тревогу. Через 15 секунд люди уже стояли на боевых постах по готовности номер один. А еще через 5—10 секунд был открыт огонь из 45-миллиметрового лодочного орудия…. Первый же осколочный снаряд попал между перископами, четыре следующих, выпущенных почти прямой наводкой, попали в это же место. Через 30–40 секунд артиллерийский огонь был прекращен, так как перископы скрылись под водой… Командиру лодки было доложено о накрытии перископов неизвестной лодки.
— Сам наблюдал. Молодцы артиллеристы!
Открывая огонь, Комаров учитывал малоэффективность обстрела. Однако он надеялся, что с такой короткой дистанции, при полном штиле, всё же есть вероятность повредить противнику “глаза” осколочными снарядами лодочного орудия. И вполне понятно стремление командира А-15 отомстить за гибель своих товарищей, — вот почему и велся артиллерийский огонь». Говоря о 5 выстрелах из 45-мм орудия Л-15, И. Боечин считает их «скорее всего оказавшимися безрезультатными».
Приводящееся затем в книге Быховского и Мишкевича описание дальнейших действий экипажа Л-15 также серьезно отличаются от зафиксированного в процитированных выше архивных документах, но главной «заслугой» этих авторов следует считать «изобретение» ими следующей легенды: в момент открытия огня по перископам, по их данным,«… на мостик поднялся радист старший краснофлотец Баранов. Он протянул командиру Л-15 капитан-лейтенанту В.И. Комарову телеграфный (!) бланк: это был обрывок радиограммы с подводной лодки Л-16 — обрывок короткий и потрясающий. “Погибаем от…” Больше ничего радист Л-16 старшина 2-й статьи Е.Н. Тимошенко, видимо, передать уже не успел. Либо смерть застала его на боевом посту, либо лодочная антенна ушла под воду…»
Комментировать подобный авторский вымысел, на мой взгляд, бессмысленно, тем более, что ни в одном из официальных документов Л-15 никакой радиограммы с борта Л-16 не было отмечено, так как она, разумеется, не могла быть составлена и передана за те 30 секунд, которые отделяли подводную лодку от момента ее торпедирования до гибели. К тому же в составе экипажа погибшего «ленинца» были два штатных радиста (кроме упомянутого выше Е.Н. Тимошенко, который имел звание краснофлотца, а не старшины 2-й статьи, на Л-16 старшиной группы радистов служил краснофлотец А.К. Макушев), и кто именно из них в момент гибели лодки нес радиовахту, так и останется неизвестным…
Историю с радиограммой на телеграфном бланке, говорящую о некой тайне, сочинили для придания интриги и некого романтизма. К сожалению, так бывает достаточно часто. Именно так реальные события истории постепенно обрастают многочисленными, ничем не подтвержденными, легендами и мифами. Увы,
