оттолкнуть того в сторону. Сам же пал, ушибленный реем. К чести Орлова, он впоследствии не жалел денег для лечения своего спасителя. Да и в дальнейшем Изотов, ставший за Чесму сержантом, всегда был при нем… Бой меж тем продолжался. Презирая смерть, стоя во весь рост у борта, граф Алексей по-прежнему палил по туркам из пистолетов, которые тут же заряжали ему камердинеры. Играл оркестр. Свита нервно жалась по углам.
Но так длилось недолго. Рвануло в небеса «Евстафий», и граф упал на палубу без чувств. Под нос главнокомандующему сунули уксус, на лоб – мокрые тряпки. Наконец Орлов открыл глаза.
– Там брат мой! – закричал он, вскакивая. – Пустите!
Граф рванулся к борту. Обладая бычьей силой, он расшвыривал всех, стоявших на его пути. Полетел опрокинутый ударом кулака пройдоха Фондезин, разбежались в стороны свитские генералы Пален и Розенберг. Грейг, не видя иного выхода, кликнул матросов. Вшестером те насилу скрутили Орлова. В безысходной ярости принялся граф Орлов лить хулу на сволочей-турок и негодяя Спиридова, нехорошо прошелся и по светлому государыниному имени. Немного успокоившись, велел он слать на поиски Федьки шлюпку. Старшим в нее сел лейтенант Андрей Корсаков. Под шквальным огнем спешила шлюпка от корабля к кораблю.
– Графа Федора Орлова нету ли у вас? – вопрошал лейтенант, задирая голову.
– Ты чего, очумел под ядрами лазать? – кричали ему. – Нету у нас никого, дуй отсель, пока башка цела!
– Бывайте! – махал рукой Корсаков, и шлюпка шла дальше. Храбрец-лейтенант задачу исполнил: Федьку сыскал.
– Их сиятельство пребывают в полном здравии на пакетботе «Почтальон». Пьют там штофами водку и яишней закусывают! – доложился он графу Алексею.
– Держи, лейтенант, за подвиги твои! – протянул главнокомандующий усыпанную бриллиантами табакерку. – Владей по праву!
О гребцах-матросах никто и не вспомнил, живы остались – пусть и тем счастливы будут! А вскоре прибыл на «Три Иерарха» и сам Федор.
– Знаешь, братец мой, – врал он вдохновенно Алексею, – ни за что не хотел покидать я «Евстафий», ибо только в огне батальном счастлив бываю!
– О, брат мой! – тискал его в объятиях Алексей. – Спасибо тебе за доблесть. Благодарное Отечество наше и матушка-государыня этого не забудут! А пушки все гремели…
С гибелью «Реал-Мустафы» турок обуял настоящий ужас. Рубя якорные канаты, их корабли, одни под парусами, а другие на буксирах, спешили укрыться в близлежащей бухте у местечка Чесма. Трещали борта, как спички, ломались бушприты, над заливом стоял несмолкаемый вой.
Продолжать бой пытался лишь 100-пушечный «Капудан-паша» и две стоявшие рядом с ним каравеллы, но вскоре бежали и они.
На «Капудан-паше», обрубая канат, забыли в спешке перерубить шпринг, взятый в ретирадный порт. В результате корабль развернуло кормой к «Иерархам».
– Вот так подарок! – изумился Грейг и от всей души влепил полновесный залп, превратив раззолоченную корму «Паши» в груду дров…
Русская эскадра преследовала неприятеля до самой бухты. В четверть пятого пополудни на «Трех Иерархах» подняли сигнал: «Командам обедать». На кораблях свистели к вину и каше.
В шканечном журнале флагманского корабля вахтенный штурман размашисто записал: «Подошед мы в близость стоявших на якорях неприятельских кораблей в местечке Сезми, от оных к N в недальнем расстоянии закрепили фор-марсель, легли на якорь Дагликс, на глубине 27 сажен, грунт – песок, канату отдано 50 сажен…» Все, можно утереть пот! Пока передышка!
Глава четвертая
Чугунные пушки глядят…
И молча в открытые люки…
Немало понервничал великий адмирал, наблюдая с берега за ходом сражения. Успокоился, лишь узнав, что Гассан-бей выбрался живым из этого ада. Потери его флот понес большие, но ведь на все воля Аллаха! Сегодня он гневается, а завтра будет милостив.
Сидя во дворце чесменского правителя, диктовал Един-паша письмо султану: «Мой повелитель! Пишу тебе из бухты Чешме. С начала плавания Аллах послал нам великую удачу. Неверные бежали от нас, как собаки бегут от царя пустыни льва. Мы нашли их у острова Хио, и огонь сражения разгорелся со страшной силой. Я дрался с их главным кораблем. Пламя битвы пылало подобно дьявольскому извержению горы Каф. Адмирал их, будучи не в силах сопротивляться и боясь плена, решил сжечь свой корабль. По определению высочайшего Бога, мой корабль не мог от него отойти и тоже запылал. Употребив тысячу стараний, я едва спасся от смерти…»
Капудан-паша довольно потер руки. Султану незачем знать, где находился его великий адмирал во время сражения.
Теперь надо было послушать своего помощника: как посоветует он поступить дальше?
– Несите ко мне достославного Джезаирли! – велел Един-паша.
Гассан-бея доставили на носилках. Не имея сил подняться, алжирец лишь зло сверкал глазами.
– Ай-ай-ай! – запричитал, глядя на обвязанного разноцветными тряпками разбойника, капудан-паша. – Как несправедлив твой рок, о храбрейший из храбрых!
Гассан-бей морщился, нестерпимо болела рука, пронзенная проклятым московитом. Великий адмирал меж тем продолжал:
– Аллах еще не определил победы, и чаша весов еще не склонилась ни в одну из сторон. Что думаешь делать дальше, о досточтимый? Гассан-бей разлепил искусанные губы:
– Великий адмирал! Надлежит скорее плыть из тесной Чешменской бухты в Стамбул. Гяуры устали в сегодняшнем сражении, они растеряны и потрясены. Им не хватит сил остановить нас!
Капудан-паша сразу загрустил: покидать Чесменскую бухту ему очень не хотелось. Вслух он сказал так:
– Нет, мой храбрец! Уйти от московита нам не удастся. Он уже маячит на своих шакальих ладьях у входа, пытаясь пробраться внутрь бухты, но тщетны его мечты! Я поставлю пушки по берегам, а бухту перегорожу самыми сильными кораблями. Долго торчать московит здесь не сможет. Еды и питья у него мало, а когда поплывет он за ними, мы и покинем неприступную Чешму! Джезаирли устало откинулся на подушки:
– Я любимая тварь Аллаха, и я выполню любое твое повеление!
Един-паша махнул рукой – беседа окончена. Телохранители подняли носилки и унесли любимого «Льва султана».
Несмотря на страшные боли, Гассан-бей нашел в себе силы и вместе с Ахмет-агой расставил в бухте корабли так, чтобы удобнее было отбить любое нападение гяуров. Сам Джезаирли возглавил первую линию кораблей, второй патрон-паша – тыловую. Ахмет-ага на галерах-катыргах спрятался за мысом, чтобы нанести удар в спину неверным, если они дерзнут прорваться в бухту.
Великий адмирал воздвигал тем временем береговые батареи на южном и северном мысах, торопясь успеть к следующему утру. Когда стемнело, он собрал у себя правителей кораблей:
– Аллах покарал нас вчера за гордыню. Но завтра он вознесет нас за смирение и покорность судьбе. Месть же наша неверным будет ужасна!
Русская эскадра расположилась в десятке кабельтовых от входа в Чесменскую бухту. В проливе остался лишь стороживший сгоревшие днища «Евстафия» и «Реал-Мустафы» пакетбот «Почтальон».
