Второй брандер атаковал с наветренной стороны. Вел его Томас Макензи по прозвищу Фома Калинович. Наверное, на всем российском флоте не было ни одного застолья, где бы отсутствовал этот неугомонный лейтенант. Хороший анекдот и меткая шутка имелись у него на все случаи жизни. Умел Фома показывать затейливые фокусы, заразительно плясал искрометную джигу, но более всего удавался ему показ старой англичанки, танцующей менуэт. Макензи уважал русских за веселый нрав и честность куда больше, чем своих хитроумных соотечественников.
Сейчас, надвинув по самые брови треуголку, он уверенно вел свой брандер вперед. Чтобы не столкнуться с судном Дугдаля, лейтенант отвернул к берегу. Резкий толчок и скрежет известил команду о том, что брандер влез на риф. Макензи огляделся: – Боже милостивый!
Судно прочно сидело на камнях, как раз напротив турецкой береговой батареи, на северном мысу. К урезу воды уже сбегались, потрясая ятаганами, турки. Просвистели и ударили в борт первые ядра. Макензи велел покинуть обреченное судно.
Но худа, как говорится, без добра не бывает. Горящий брандер осветил вражескую батарею. Вот она, милая! Бей, не жалей! И фрегат «Надежда», незамедлительно воспользовавшись случаем, не оставил от нее камня на камне.
Команда второго брандера меж тем пробивалась к своим.
– Никак галеры басурманские! – обернулся к Макензи один из матросов.
И точно, за мысом у самого берега, прижавшись друг к другу, стояло до двух десятков гребных судов.
– Молодец! – похвалил матроса Макензи. – Будем брать на абордаж.
– Брать-то какую станем? – деловито интересовались матросы, налегая на весла. – Бона их какая прорва!
– С ближней и начнем! – смеясь, ответил неунывающий Фома Калинович. – Сколько сил хватит, столько и возьмем!
С ближайшей галеры изумленные турки взирали на приближающуюся шлюпку. Вот она уже у самого борта. Опомнились турки, да поздно! Ружейный залп смел их с палубы.
– В штыки! Виват Екатерина! – первым взобрался на галеру лейтенант. – Ура! – кинулись остальные.
Турки с воплями летели за борт. У весел, готовые ко всему, жались гребцы-невольники, худые и страшные, будто выходцы с того света.
– Давай наверх, сердешные! – кричали им матросы. – Кончилась ваша неволя!
Быстро расклепали железа. Пошатываясь, выбрались наверх: греки и венецианцы, англичане и мальтийцы, итальянцы и поляки.
– Хлопцы! – плакал, обнимая всех подряд, изможденный до крайности невольник. – Як там Украина ридна? Як там Днипро широкий? Тридцать рокив в полони басурманском маюсь! – Вперед! Вперед! – торопил матросов Макензи.
Ободренные первым успехом, те уже прыгали на следующую галеру, вслед за ними торопились, горя отмщением, невольники. Не успели турки уразуметь, что к чему, как и вторая галера была захвачена. Остальные гребные суда тем временем спешно отходили в сторону, изготовляясь к нападению. Ахмет-ага был готов покарать дерзких. Теперь надо было уходить, и чем скорее, тем лучше.
– Это был самый великолепный из моих менуэтов, но и он, кажется, окончен! – подвел итог боя Макензи. – Весла на воду! Прорываемся к своим!
Удачно уйдя от погони, лейтенант привел к эскадре отбитые им галеры. Слов нет, второй брандер сражался геройски, однако и он своего предназначения не выполнил. Вся надежда теперь была на лейтенанта Ильина.
Дмитрий Ильин до самого начала брандерной атаки распоряжался своей мортирной батареей. Наконец подскочил к борту бомбардирского корабля назначенный ему брандер. Лихо перепрыгнул на него лейтенант. Утер рукой пот и сажу с усталого лица. В нос ударил острый запах скипидара. Брандерский боцман протянул апельсин. – Откуда? – спросил, сдирая кожуру, Ильин.
– Та грэк, шо хозяин судна энтого, передал, говорит, трескайте, робяты, сколь душа просит, мне для вас ничего не жаль! – пояснил словоохотливый боцман.
«Ростислав» проходили почти впритирку. Свесившись с ахтердека, Грейг прокричал Ильину:
– Ни под каким видом не поджигайся, пока не сцепишься с турком намертво! Заходи с наветренной стороны. С Богом!
– Ясно! – махал шляпой лейтенант. – Отстранив рулевого, он сам встал на руль. – Ну, Святой Миколай, не выдай!
Пошли! Шипя, отхлынула от форштевня пена, вздулись наполненные ветром залатанные паруса. Брандер легко мчал вперед, целя бушпритом в самую гущу неприятельского флота.
Турецкая армада горела. Но зажжена была лишь малая ее часть, находившаяся под ветром. Наветренные же корабли по-прежнему оставались невредимыми. Все ближе и ближе громада 80-пушечного корабля.
– Держись, ребята, – ободрял команду Ильин. – для нас давно в раю девки собраны!
Брайдер на полном ходу врезался в борт линейного корабля, разом полетели мачты, с треском рвался такелаж. Не жалко! Теперь уж все равно! Матросы крючьями намертво сцепляли свое судно с жертвой. От пуль отмахивались, как от мух надоедливых: – Кыш, подлая, ищи себе дружка в иной сторонке!
– Давай, канонир, подпаливай! – Ильин навскидку стрелял по туркам из пистолетов.
Васька сноровисто поджег фитилем рассыпанный дорожкой порох. Огненная змейка, шипя, побежала в раскрытую настежь крюйт-камору. Отбросив разряженные пистолеты, Ильин торопливо крепил к борту корабля подпаленный брандскугель.
Васька, что есть силы орудуя деревянным мушкелем, прибивал сей снаряд к обшивным доскам. Наконец брандер намертво сцеплен, бранскугель прибит, порох вот-вот рванет – дело сделано! – Уходим! – скомандовал Ильин. Немногочисленная команда с разбега спрыгнула в шлюпку. – На весла навались! Гребли яростно, как никогда. – Давай, давай!
Вот уже пули перестали долетать, оглянулся лейтенант – над брандером гуляло пламя. Через несколько мгновений грянет взрыв.
– Суши весла! – скомандовал устало. – Посмотрим, ладно ли будет.
Шлюпка беспомощно закачалась на волнах. На корме в рост, широко расставив ноги, встал Ильин. Флер на шляпе рвало порывистым ветром. И тут грянуло!
Эхо взрыва, казалось, всколыхнуло море и берег – так рванул брандер.
По мачтам турецкого корабля бежало пламя. И снова взрыв! Теперь на воздух взлетел линейный корабль. Грохот был такой, что перепуганные турки прекратили стрельбу. Лавина обломков падала на вражеские суда.
«Огонь, подобно жерлу огнедышащей горы, стоял пламенем над судами, как бы висевшими в воздухе, мириады искр огненного дождя падали во все стороны и поджигали другие корабли…» – Ура! – что было мочи закричал Ильин. – Ура! – обнимаясь, кричали матросы.
– Ура! – до надрыва в горле орал счастливый Васька Никонов.
– Весла на воду! – обернулся к команде лейтенант. – Погребли домой!
А в это время выходил в атаку четвертый, последний брандер, мичмана Гагарина. Брандер этот цели не достиг – испугался князь Василий. Не пройдя и половины дистанции, поджег он свое судно и пересел в шлюпку. Брандер же пустил по ветру на удачу. Авось попадет! Команда плакала слезами горькими.
– Каково нам людям в глаза смотреть будет? Лучше уж в пекло башкой, чем с позором возвертаться!
– Хамье! – подумав, обиделся Гагарин. – Как мне делать надлежит, я и сам уразумею!
Знал князь Гагарин наверняка, что Орловы его в обиду не дадут и наградой он обделен не будет…
Но туркам было уже не до гагаринского брандера. Пожар охватил к этому времени всю Чесменскую бухту. Языки пламени озаряли звездное небо и, отражаясь, играли в воде кровавыми бликами.
Огонь всегда страшен, не случайно турки остолбенели от ужасного зрелища. Ну, а затем началась всеобщая паника, остановить которую не могло ничто!
Неприятель пал духом окончательно. Ответный огонь его прекратился.
