Увидев на обочине постоялый двор, Чигирев бросил:
— Подожди, я зайду поспрашиваю. Скажу, что долго в Москве не был.
— Поспрашивай, — безразлично откликнулся Басов. — Я тебя здесь подожду.
Чигирев тут же двинулся внутрь постоялого двора. Через четверть часа он вышел оттуда совершенно бледный.
— Что случилось? — тревожно спросил его Басов.
— Четвертый год…
— Что четвертый?
— Тысяча шестьсот четвертый. Сейчас конец июня. С того момента, как меня отсюда забрали, прошло уже два с половиной года.
— Ну дела, — присвистнул Басов.
— Пошли, надо узнать, как мои, что с ними, — схватил Чигирев за руку Басова.
— Да не беги ты, — яростно шепотом попытался утихомирить его Басов. — Не надо привлекать к себе внимания.
Но Чигирев его не слушал. Он почти летел вперед. Мимо мелькали дома, пешеходы, всадники. Он не обращал на них внимания. Басов еле поспевал за ним. Вот и дом. Чигирев с силой постучал в калитку. Из-за забора залаяла собака.
— Эй, есть кто дома?! — что есть мочи заорал Чигирев.
— Иду, касатик, иду, миленький, — проскрипел ему в ответ старушечий голос.
Вскоре калитка приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась хитрая старушечья мордочка.
— Чего тебе?
— Семья подьячего Чигирева здесь живет? — задыхаясь от волнения, выпалил Чигирев.
— Жила, — старуха пристально и с недоверием осмотрела спрашивающего. — А ты кто им будешь? Сродственник?
— Брат я Сергею, — соврал Чигирев. — Пять лет не видал.
— Сгинул брат твой года три тому, — сочувственно проговорила старуха. — Токма я того не видала. Я с женой его зналась, когда она в клетях жила.
— В клетях? — вздрогнул Чигирев. — А что с ней нынче?
— Померла.
У Чигирева подкосились ноги. Он непроизвольно ухватился за столб ворот.
— Как? Когда?
Старуха побольше высунулась из калитки и, явно гордая тем, что может поведать гостю необычную историю, сообщила:
— Как сгинул муженек-то ее, братец твой то есть, так повадился к ней дворянчик один ходить. Боярина Василия Голицына человек. В летах. Статный такой мужчина. Домогался ее явно. Все звал к себе в услужение. Только Дарья ни в какую. Я, говорит, мужняя жена, о том, что супружник мой помер, вестей-де нет, и ждать его буду до самой смерти. А дела ее плохи тем временем стали. Приказ-то за мужнину службу денег ей не платил. Дьяк ей сказал, что переметнулся ее муженек к ляхам и за измену казнен будет, ежели его схватят. А ей указал по приказам не ходить и царевым людям понапрасну не докучать. Пригрозил, что кнутом за это накажут. А у ней ребеночек тогда на руках был, совсем еще малый. Ванька, племянничек твой, значит. И стало ей, голубке, совсем тяжко. Тогда-то она в клети и перебралась, а мы с сыночком моим, невесткой и внучатами в доме тогда же и поселились. Дарья тогда чуть по миру не пошла. А дворянчик, который за ней ухлестывал, возьми и денег предложи, на прокорм дитяти значит. Раз дал, два дал. А по осени возьми да и потребуй долг. А Дарьюшке денег-то откуда взять? Вот она с сыночком в холопы к дворянчику тому и попала. Только долго там не прожила. Схоронили ее через неделю. Сказывают, — старуха понизила голос, — что дворянчик тот ее снасильничать хотел, а она его кочергой огрела, так что левый глаз выбила. Что правда, то правда. Окосел тогда дворянчик этот. А ее, голубку, после того на конюшне и запороли. Так-то.
— А сын ее, Ваня, где? — еле шевеля губами, спросил Чигирев.
— Где ж ему быть? В холопах у того боярина ходит. Мал он еще, так сказывают, в людской живет.
— У какого боярина? — вступил в разговор молчавший всё это время Басов.
— Так я же не сказала! — замахала руками старуха, — Дворянчик-то тот в большие люди вышел, боярином стал. Государь самолично ему чин окольничего в прошлое лето жаловал.
— Где этот боярин? Как звать его? — с трудом сдерживался Чигирев.
— Андрей Селиванов. Да он недалече живет, я покажу.
Рука Чигирева непроизвольно потянулась к сабле, но тяжелая длань Басова тут же легла ему на плечо, предостерегая от опрометчивых действий.
— Я пойду туда, Игорь, — с напором сказал Чигирев.
— Хорошо, навестим раба божьего Андрейку, — холодно произнес фехтовальщик, — Тока раньше времени не ори. По дороге остановят.
Дом Селиванова в Китай-городе выделялся среди остальных. За высоким бревенчатым забором возвышались богатые хоромы, украшенные затейливой резьбой. Сразу было видно, что поселившийся здесь человек не только любит жить роскошно, но и стремится продемонстрировать свое превосходство над окружающими. Басов остановился перед воротами и сделал приглашающий знак историку:
— Прошу, подьячий.
— А ты? — удивился Чигирев.
— Это не мои проблемы. Селиванов меня убивать не приказывал и мою жену не насиловал. Мне до него дела нет.
— Ладно, — с холодной решимостью сказал Чигирев, — я и сам справлюсь. Я его зубами порву.
— Твои дела, — бросил Басов. — Я тебя здесь подожду.
Чигирев хотел еще что-то сказать, но передумал, повернулся на каблуках, подошел к воротам и с силой постучал в них.
— Кого там черт принес? — донесся из-за забора недовольный голос.
— К боярину со срочным разговором дворянин Сергей Чигирев, — крикнул Чигирев.
В воротах открылось окошечко, и на Чигирева взглянула удивленная бородатая личность.
— Погодь, доложить надо, — сообщила личность и закрыла окошечко.
Чигирев оглянулся. Басова на улице уже не было. «Ну, черт с ним, — подумал историк. — Ишь, нашелся философ-одиночка. Сдрейфил, скотина. Без него справлюсь».
Ждать пришлось долго, около четверти часа. Наконец калитка рядом с воротами приоткрылась, и появившаяся в ней давешняя личность проворчала:
— Ну, проходи.
Как только Чигирев прошел во внутренний двор, его немедленно окружили пятеро вооруженных саблями стражников: руки на рукоятях сабель, лица напряженные.
— Боярин примет тебя, — сообщил привратник. — Только обыскать тебя повелел да оружие забрать.
— Бери, — надменно бросил Чигирев, отстегивая от пояса саблю.
Привратник быстро обыскал его, забрал висевший на поясе кинжал и махнул рукой:
— Пошли.
Двое из стражников двинулись следом за Чигиревым и привратником. Вместе они поднялись по лестнице, ведущей от крыльца на второй этаж, и прошли в большую комнату, очевидно, служившую приемной. Привратник положил на одну из лавок саблю и кинжал Чигирева, открыл дверь в боковой стене и спросил:
— Пускать, что ли?
— Давай, — услышал Чигирев голос Селиванова.
Привратник повернулся к историку и молча указал ему на дверь. Чигирев быстро оценил расстояние до своей сабли. Далеко. Да и один из стражников, как назло, встал на пути. Не успеть, зарубит. «Черт с ним, — подумал Чигирев, — руками порву», — и шагнул в кабинет.
