начал Оладьин.
Когда Алексей вышел из кабинета, то с удивлением обнаружил, что в коридоре находится конвой в составе двух вооруженных винтовками матросов и мичмана в портупее, с пистолетом на боку. Этого мичмана Алексей помнил — ярый монархист, ура-патриот в прошлом, сейчас он переметнулся к большевикам и стал адъютантом Дыбенко.
Подойдя к Алексею и глядя на него снизу вверх из-за своего небольшого росточка, мичман произнес:
— Следуйте за мной, гражданин Татищев.
Алексей кивнул. Матросы встали за его спиной.
Мичман двинулся вперед, указывая дорогу.
Через три минуты они подошли к кабинету Дыбенко, бывшему кабинету начальника штаба Балтийского флота. Мичман вошел первым, дав знак ждать его в приемной, но через несколько секунд распахнул дверь и скомандовал:
— Входите.
Алексей прошел в кабинет, к столу комиссара. Мичман занял позицию слева от него, держа руку на кобуре. Дыбенко поднялся во весь рост перед доставленным к нему офицером. Глаза комиссара горели ненавистью. Казалось, он борется со страстным желанием шлепнуть ненавистного врага пролетарской революции на месте. Однако чутье подсказывало Алексею, что Дыбенко ему сейчас не опасен. Со спокойной улыбкой он посмотрел большевику прямо в глаза. Это вызвало у Дыбенко еще больший приступ ярости.
— Оружие на стол, — скомандовал он. Алексей подчинился.
— За участие в контрреволюционном заговоре, — объявил Дыбенко, — вы увольняетесь с флота. Пребывание на территории Кронштадтской базы, а равно на территории любой другой части флота и армии отныне вам воспрещено. Сейчас вас доставят к новому военспецу по особым делам Кронштадтской базы для дачи ему пояснений относительно ваших служебных обязанностей и состояния дел, после чего вы будете отконвоированы в Петербург. И не дай бог я тебя еще раз увижу, Татищев. Лично шлепну. Вон!
Он сел. Мичман грубо схватил Алексея за плечо и толкнул к выходу.
Под конвоем Алексей прошел на первый этаж, в небольшой кабинет. Там за деревянным столом восседал Павел в своей любимой кожанке. Увидев Алексея, он улыбнулся:
— Я же говорил, что ты проиграешь по всем статьям.
— Значит, ты и есть новый военспец по особым делам, — проговорил Алексей.
— Ага, — кивнул Павел. — Садись. Оставьте нас.
Конвой вышел из кабинета, и дверь закрылась.
— И что же ты хочешь знать? — спросил Алексей.
— По делам военно-морской базы — ничего, — помотал головой Павел. — У меня к тебе только один вопрос: что выбираешь? У тебя отсюда три пути, все три — под конвоем. Первый обрисовал Дыбенко: тебя отвезут в «Кресты» и расстреляют в качестве заложника при первом же теракте или серьезном вооруженном выступлении против советской власти. Второй путь, — он бросил на стол конверт, — на Финляндский или Варшавский вокзал, по твоему выбору. Немцы принимают эмигрантов, шведы тоже. Здесь твой паспорт и мандат на проезд. Но я в последний раз прошу подумать над третьим вариантом. Тебя могут отвести и на Гороховую, с моей запиской. Оттуда в качестве военспеца направят на Черноморский флот. Конечно, наше полное доверие надо еще заслужить, за тобой будет наблюдать комиссар. Но это шанс, боюсь, последний для тебя, перейти в правильный лагерь. Подумай, ведь социализм…
— Хватит, — перебил Алексей. — Сколько уж говорено. Давай, что ли, на Финляндский, всегда восхищался северной природой.
Он взял конверт и положил в карман.
— Жаль, — вздохнул Павел. — Я рассчитывал на тебя. Если бы действовали вместе… Ладно, прощай. Хотя, может, еще свидимся. Я всегда готов помочь. Но, пожалуйста, не надо делать глупостей. Буду очень огорчен, если ты объявишься у Деникина или Колчака. Пойми меня правильно: дружба дружбой, но если нам все же придется встретиться в бою, ты для меня будешь не Лешкой Татищевым, а простым беляком. И действовать я буду соответственно.
— Значит, перемирие закончено, — хмыкнул Алексей, поднимаясь. — До скорого. Береги себя. Еще выпьем вместе за помин души твоей советской власти.
На следующий день Павел, начистив до блеска сапоги и отутюжив видавшие виды галифе, явился в приемную адмирала Оладьина. Лощеный молодой офицер в форме без погон, по-старорежимному щелкнув каблуками, пошел в кабинет докладывать о посетителе.
«Все-таки в Кронштадте слишком многое сохранилось от старого режима, — подумал, глядя ему вслед, Павел. — Хорошо это или плохо? Дыбенко рвет и мечет, кричит, что контрреволюция празднует победу на флоте. Но я-то знаю, что только железная дисциплина сможет привести нас к победе. Нынешние революционеры склонны к перегибам, к партизанщине. Они еще не понимают, что митингами и одной сознательностью масс войну не выиграть. Может быть, действительно советская власть удержалась в начале своего существования лишь потому, что не столкнулась с действительно серьезным врагом? У кайзера основные войска на Западе, Антанте не до нас, у белых разброд и шатания «наверху» и та же недисциплинированность в войсках. Интересно, что было бы, если бы наша пролетарская армия столкнулась сейчас не с ослабленной войной армией кайзера, а с той, что громила Самсонова в четырнадцатом? Чепуха. Коммунизм — учение верное, он победит всегда… Нет, в моем мире он потерпел поражение из-за предательства. Здесь этого допускать нельзя. Я поставлю еще сохранившуюся в море революционного бардака и неразберихи дисциплину на службу великой идее коммунизма».
Адъютант Оладьина вернулся в приемную.
— Командующий базой ожидает вас, — произнес он.
Павел встал, одернул кожаную куртку и вошел в полумрак адмиральского кабинета.
Адмирал поздоровался и предложил сесть, а потом настороженно рассматривал Павла, выпятив нижнюю губу.
— Я прикомандирован к Кронштадтской военной базе распоряжением председателя Чека товарища Дзержинского, — сообщил Павел.
— Хорошо, — кивнул адмирал, — я не буду препятствовать вашей работе.
«Еще бы ты препятствовал, — хмыкнул про себя Павел, — вмиг бы в расход пустили». Но вслух он произнес совсем другое:
— Я надеюсь, что мы сможем работать вместе. Более того, я надеюсь заменить вам уволенного в отставку и высланного из страны за измену Татищева.
— Вряд ли вам удастся это сделать, — пожал плечами адмирал. — Только не обижайтесь. Я очень уважаю вашу власть, но Татищев был кадровый офицер и профессиональный моряк, а вы, если не ошибаюсь, из рабочих.
Павел улыбнулся и произнес:
— Есть нечто, что нас с Алексеем объединяет. Мы оба попали сюда из другого мира. Из будущего.
Глаза адмирала округлились. Теперь он смотрел на Павла с плохо скрываемым удивлением.
— Да, — кивнул Павел. — Мы вместе попали сюда, в четырнадцатый год. Чтобы развеять ваши сомнения, я готов ответить на любые вопросы относительно событий, которые привели нас сюда. С Алексеем мы познакомились еще в том мире. Вместе учились в университете, на историческом факультете. Кое-что о своей службе у вас Алексей рассказал мне на допросе. В частности, рассказал, что открыл вам тайну нашего появления здесь. Дело в том, что мы с ним придерживаемся разных политических взглядов. Я коммунист, он антикоммунист. Судьба развела нас по разные стороны баррикады. Впрочем, я надеюсь, временно. Алексей рассказал, что вы знаете судьбу этой страны и приветствуете появление в будущем такого правителя, как товарищ Сталин, и строительство великой советской империи. Для Алексея это катастрофа, для меня — свидетельство того, что мы с вами можем стать союзниками. Попав в этот мир, я поставил себе задачу всеми силами способствовать победе коммунизма на всей земле и поддерживать линию Ленина–Сталина на создание и укрепление великого социалистического государства. Скажите,
