чем к июню, нам северороссов не разбить. Такого запаса по времени у нас нет.
— Но товарищ Ворошилов…
— Заткнись! — заорал внезапно Берия. — Этот дурак хорош на парадах шашкой махать. В войне мы опираемся на настоящих стратегов. Политбюро вынесло решение. Нам с тобой его выполнять.
— И что теперь? — упавшим голосом проговорил Павел.
— Теперь, для советского народа, в ноябре прошлого года североросская военщина попробовала напасть на СССР, чтобы восстановить власть помещиков и капиталистов. Мы отбросили ее в глубь североросской территории. Советский народ согласился на мир с буржуазным режимом, но в качестве компенсации потребовал территориальных уступок. Для мировой общественности границы Северороссии находились в опасной близости к Москве. Поэтому мы предложили их отодвинуть, компенсировав деньгами и вдвое большей территорией на севере. Оладьин не пошел на это и организовал несколько провокаций на границе. Советский народ достойно ответил на провокации. Отбив территорию, передачи которой требовали мирным путем, мы пошли на переговоры с целью предотвращения новых жертв.
— Я убью Татищева, — с напором произнес Павел.
Только теперь ему стало ясно, что очередная попытка раздавить вонючий гнойник буржуазной Северороссии провалилась…. И он знал, кто в этом виноват.
— Не раньше, чем получишь на это приказ партии, — холодно произнес Берия.
— Готов выполнить любые приказания партии, — выпрямил спину Павел.
— Ты еще докажи, что достоин их получить, — процедил Берия. — Иосиф Виссарионович недоволен тобой.
Холодный пот выступил на лбу у Павла. По телу побежали мурашки.
— Почему? — только и сумел выдавить он.
— Много на себя берешь, — проворчал Берия. — Самодеятельность устраиваешь. Когда видишь врага, надо его уничтожать, а не играть с ним в игрушки. Не ждать, когда стемнеет, и не тратить лишние боеприпасы, с таким трудом произведенные нашей промышленностью. И что ты там затеял с этой народной армией? Какая подготовка?! Их в бой посылать надо было, а не по полигонам таскать.
— Я использовал удачный опыт североросских вооруженных сил и, в частности, спецполка госбезопасности, для борьбы с ними же, — начал оправдываться Павел.
— Партия тебе сказала, какой опыт учитывать, а какой нет! — перешел на крик Берия. — И ты и я — ее солдаты, должны исполнять приказы партии, а не проявлять самодеятельность.
— Но ведь специальные части НКВД очень хорошо себя зарекомендовали, — попробовал польстить Павел.
— Я знаю, — самодовольно улыбнулся нарком. — Но если партия не сочла нужным подготовить подобным образом большее количество войск, это не значит, что партия чего-то недоглядела и товарищ Сергеев должен это исправлять.
— Я берег людей, — негромко произнес Павел.
— Ты дурак или прикидываешься? — прошипел Берия. — Наше главное преимущество перед всеми этими буржуями в том, что мы можем себе позволить тратить людской материал не так, как они. И мы должны этим пользоваться, а не играть по их правилам.
— Я всегда был против того, чтобы жечь прекрасный старинный гарнитур для обогрева дома, когда рядом лежит связка дров, — сжал кулаки Павел.
— Ты коммунист и должен знать: товарищ Ленин говорил, что если погибнет девяносто процентов русских, он сочтет это обоснованной жертвой во имя победы мирового коммунизма. И не тебе, Сергеев, решать, что есть обоснованная жертва, а что нет. Если партия скажет, что надо сжечь всю мебель страны, чтобы раскурить одну-единственную трубку, ты будешь ее жечь… или сгоришь сам. Понял? Павел сидел потупясь.
— Ладно, — смягчился Берия. — То, что вы наваляли, мы поправим. Твой североросский батальон мы переодели в форму красноармейцев и послали на штурм Новгородского УРа. Тех, кто останется в живых
Берия внимательно посмотрел Павлу в глаза. Тот ответил ему долгим взглядом и проговорил:
— Я готов понести наказание.
— Смелый, хвалю, — хлопнул себя по ляжке нарком. — Я тоже на тебя сердит… но кое-что в тебе мне понравилось. Поэтому на Колыму… в любом качестве возвращаться тебе рано. Я за тебя замолвлю словечко. Поработаешь в аппарате Молотова, по подготовке мирных переговоров. Не забывай, благодаря кому в лагерную пыль не превратился!
Он снова посмотрел Павлу в глаза. Тот понял, что его вербуют, однако вслух произнес:
— Не забуду, товарищ Берия.
— Ладно, иди. В переговорах будешь заниматься нашими вопросами, так что еще встретимся. Главное, помни наш принцип: того, что взяли, не отдавать и еще чего прихватить.
Берия откинулся в кресле и заржал.
— А предложения о переговорах в Петербург переданы? — поинтересовался Павел.
— Да, — буркнул Берия.
— И когда они начнутся?
— Оладьин отказывается идти на переговоры, — пробурчал нарком. — Как я понимаю, в этом его убедил Татищев.
— Что? — Павел похолодел. — Он что, не понимает, что продолжение войны — самоубийство для Петербурга? Еще максимум месяц, и мы возьмем УРы.
— Татищев понимает, что такое для вас бомбовые удары по Баку, и он в хороших отношениях с Черчиллем. Он увязывает переговоры с заключением перемирия с Крымом. А товарищ Сталин хочет покончить хотя бы с этим беляцким гнездом.
— Я убью Татищева, — выдохнул Павел.
— Только когда получишь на это приказ партии, — нахмурился Берия. — Но на переговорах ты ему вежливо улыбнешься, пожмешь руку и будешь разговаривать так, как тебе прикажут. Иначе покажешь себя врагом народа. Если сложилось так, что в Северороссии в ближайшее время сохранится буржуазный режим, нам выгоднее ее дружба с Британией, чем с Гитлером. А значит, Татищева мы будем оберегать… И ты будешь.
Апрельская капель барабанила по подоконнику министерского кабинета. Совершенно усталый Алексей полулежал в своем кресле. Мысли вяло текли в голове. «Нельзя так расслабляться, — сказал он себе, — еще куча работы».
Телефон на столе тонко запел. Он поднял трубку и услышал голос секретаря:
— Господин министр, на проводе Молотов.
— Соединяйте.
Усталость слетела с Алексея, словно сброшенный мокрый плащ. Вскоре в трубке прозвучал холодный голос советского наркома:
— Здравствуйте, господин Татищев.
— Здравствуйте, Вячеслав Михайлович, — отозвался Алексей.
— Я звоню вам, чтобы узнать, не изменилась ли ваша позиция по отношению к нашим мирным предложениям, — сухо произнес нарком.
— Нет, — отрезал Алексей. — Мы готовы обсуждать территориальные уступки, но на следующих условиях. Переговоры должны вестись в Стокгольме, а не в оккупированном вами Таллинне. Мир должен быть заключен трехсторонний, с участием Крыма.
— Ваше положение безнадежно, — жестко проговорил Молотов. — Наши войска наступают. Через несколько недель мы можем взять Петербург. Мы лишь хотим избежать лишних жертв.
— Ваши войска взяли лишь первую линию Новгородского укрепрайона, и впереди их ждет еще много сюрпризов. Вы прекрасно знаете, что скоро сюда прибудет экспедиционный корпус из Британии[35], и вы фактически окажетесь в состоянии войны с этим государством.
