– Откуда ты все это знаешь?
– Я литературу читала.
– Какую еще литературу?
– По уходу за грудным ребенком.
– А тебе это зачем? – удивилась я.
– Затем. Думала, как стану женщиной, обязательно возьму из детского дома девочку и удочерю ее. Грудную, чтобы она думала, что я ее настоящая мама. Я же не могу родить ребенка, но не хотела отличаться от других женщин. Вот в больнице по вечерам штудировала нужную литературу. Теперь за любым советом можешь обращаться ко мне, на любой вопрос отвечу.
– Пойду поищу лопату!
– Хорошо, если бы их было две.
– Зачем?
– Чтобы копать вдвоем, неужели не ясно?
– Ты еще слабая после родов. Куда тебе землю копать! Будешь стоять на шухере.
– Я и до родов неплохо копала, а уж теперь-то…
– Не говори ерунды.
Я тяжело вздохнула. Мне было страшно, что я оставила маленькую Дину совсем одну. Если со мной что-то случится, что будет с ней? Господи, как страшно! Жив ли наш папка с улицы Академика Скрябина или скончался в больнице? Может быть, он до нее и вовсе не доехал. Все-таки пуля в груди… Я даже не знаю, куда его увезли, в какую клинику, и не «югу его навестить.
Ну почему у меня вся жизнь кувырком? Неужели я не такая, как все? Я постоянно за чем-то гонюсь и постоянно что-то упускаю в этой жизни. Ну почему я не могу иметь то, что хочу, и не могу быть рядом с тем, с кем хочу? Мне ведь всегда хотелось иметь одного-единственного мужчину, который бы был ТОЛЬКО МОЙ И НИЧЕЙ БОЛЬШЕ. Интересно, а вообще бывают счастливые люди? Как же сильно я хочу вернуться на родину и как же страстно и преданно я ее люблю. Еще совсем недавно я мечтала только об одном – уехать от этой нищеты и равнодушия окружающих, забыть мир, в котором выживают только те, кто умеет воровать, где все куплено. Только сейчас и здесь я поняла, как сильно люблю свою непутевую родину и как мечтаю вернуться обратно. Я болею за нее душой и хочу ей помочь, хотя понимаю, что не могу ничего сделать, ничего.
– О чем задумалась? – перебила мои мысли Галина.
– Да так.
– Ладно, думать некогда, пора действовать.
На пожарном щитке висела небольшая лопата, которая так и просилась в руки.
– Одна, – грустно покачала я головой.
– А нам одна и нужна.
– Вторая может быть у могилы. Когда я капала и меня увидел Лев, я же бросила ее там.
– Точно! Хреново, если Лев очухался и решил проверить то место, где ты копала. Вдруг он выкопал эту бабу и прошмонал ее карманы!
Небольшой порыв ветра слегка приоткрыл дверь мотеля. Мы испуганно переглянулись.
– Что это? Странно, что дверь не закрыта на щеколду.
Галина ничего не ответила и распахнула дверь пошире. Мы вошли в коридор. Дверь в комнату стукачки тоже была открыта. Галина тихонько вскрикнула и прислонилась к стене. С кровати, где обычно спала стукачка, свисали мужские ноги, одетые в черные, довольно модные ботинки. Я почувствовала, что задыхаюсь. Первой опомнилась Галина. Взяв меня за руку, она вошла в комнату. На кровати с черным отверстием во лбу лежал браток, которого я видела всего один раз, когда он сидел в столовой рядом с Диной, вытирающей окровавленный нос. Все говорило о том, что стреляли в упор. Я поймала себя на мысли о том, что его судьба не вызвала у меня жалости или сочувствия. Он был очень крупным, весил более ста килограммов. Жирное неподвижное лицо напоминало мерзкую дохлую крысу.
– Ты его знаешь? – нарушила молчание Галина.
– Да.
– Кто это?
– Я не знаю его имени. Знаю только, что он довел Дину до смерти. Когда понял, что она умирает, пытался вызвать врача, но уже было поздно.
– Все понятно. Значит, собаке собачья смерть.
– Собаке собачья смерть, – повторила я Галинины слова.
На полу валялся пистолет, который, по всей вероятности, был брошен убийцей. Галина подняла его и проверила обойму.
– Смотри-ка, боевой. Даже патроны в патроннике есть. И какой дурак его выкинул?!
– Брось, он же засвеченный. Из него стреляли, сейчас на нем числится преступление.
– А нам-то что до этого преступления? – возразила Галина. – Мы же не дураки отказываться от оружия. Если эту пушку подберем не мы, то подберут другие. Пушка нынче в цене, да и мало ли, может, и пригодится.
