сделала я.
Когда все было готово, мы взяли Сергея за руки и за ноги и перенесли на кровать. Отдышавшись, я посмотрела на серьезную вспотевшую Люську и жалобно спросила:
– Люськ, а он не умрет?
– Если больше стрелять не будешь, то не умрет.
– А ты уверена, что не нужно вызывать «скорую»?
– Я же тебе уже сказала, что мы постараемся справиться собственными силами. Сейчас мне придется уехать, ты пока с ним посидишь. Закажи мне такси туда и обратно. Пусть оно меня ждет. Я доеду до станции «Скорой помощи», побуду там ровно пятнадцать минут и вернусь.
– А что ты будешь делать на станции «Скорой помощи»?
– Капельницы возьму, шприцы, лекарства. Без них сейчас как без рук.
– А ты там кого-то знаешь?
– Знаю. Там сегодня девчонки знакомые дежурят. Только обязательно меня дождись и не делай никаких глупостей. Давай звони, а то уж ночь. Пока я вернусь…
Я быстро заказала такси и, как только оно подъехало к дому, сунула Люське деньги – расплатиться с шофером. Как только я осталась одна, я вновь взяла ружье и пошла в ту комнату, где лежал тот, кто в недобрый для себя час переступил порог отцовского дома. Сергей словно услышал, что я вошла в комнату, и тут же открыл глаза. Я села в кресло напротив, поставила рядом с собой ружье и посмотрела на пришедшего в сознание Сергея испуганным взглядом.
– Ты живой?
– Живой, – с трудом прохрипел тот.
– А я, между прочим, не хотела тебя убивать. Сам напросился. Тебе больно?
– Больно…
Я заглянула в глаза Сергея. В них больше не было злости, ненависти и презрения. В них были только страх и боль, которая, по всей вероятности, разлилась по всему его организму.
– Я в тебя стрелять не собиралась. Я вообще не знаю, зачем ты забрался в мой дом.
Видимо, Сергей хотел возмутиться, но у него на это не было сил. Он хотел слегка приподняться, но так и не смог.
Я указала ему на ружье и жестом посоветовала не делать этого.
– Безбашенная ты баба… Ох, безбашенная…
– Что?
– Я говорю, что башню у тебя, видимо, еще в детстве снесло. С головой просто беда. Лучше бы ты меня убила… – последнюю фразу Сергей повторил несколько раз.
Я напряглась, сжалась в комок и тихо спросила:
– Почему?
– Потому что если я выкарабкаюсь и оклемаюсь, то я убью тебя сам. Одному из нас не жить. Или ты убиваешь меня, или я убиваю тебя.
– Ты предлагаешь мне тебя добить?
– Как хочешь.
– Тебе все равно?!
– Мне не все равно… Но я тебе сказал… Если я останусь жив, то ты умрешь.
Сергей сказал это как-то подавленно, наверное, потому, что ему было очень больно и он не мог придать своему голосу подобающую суровость.
– Разве тебе мало того, что я тебя ранила?
– Мало. Ты стреляла в меня из охотничьего ружья, точно так же, как стреляют в дичь во время охоты. Так что вот тебе совет бывалого охотника: если ты стреляешь в дичь, то постарайся обязательно ее убить. Нельзя просто ранить свою добычу, и все.
– Почему?
– Потому что это только приводит ее в бешенство.
Я слегка дернулась, поправила глубокий вырез на ночной рубашке и ощутила, как меня бросило в жар.
– Тебе что, жить надоело?!
– Это тебе надоело, если ты меня ранила.
Я нервно застучала пальцами по деревянным ручкам кресла и принялась рассуждать вслух.
– Я и сама не знаю, зачем мне тебя выхаживать. Какой с этого прок?! Шлепнуть бы тебя на месте – и дело с концом! Сейчас я как последняя дура тебя выхожу, а ты – в благодарность – сдашь меня в милицию. Короче, если я тебе помогаю, то, значит, я сама себе рою могилу.
– С чего ты решила, что я сдам тебя в милицию?
– А что, нет?
– Я же тебе сказал, что, как только ты меня выходишь, я сразу тебя убью. Только учти, я стреляю без промаха.
Не выдержав, я подскочила с кресла и, уперев руки в боки, стала нервно ходить по комнате.
– Ты такой же идиот, как и твой отец! Даже намного хуже!!! Что тот самодур, что этот! Яблоко от яблони недалеко падает. Вы оба лезете на рожон! Твой папаша непонятно какого черта хотел меня убить! Совершенно непонятно! И ты, вместо того чтобы немного остудить мой пыл и попытаться все уладить, лезешь на рожон! Думаешь, у меня не хватит духу тебя добить?! Хватит, еще как хватит! Я сейчас возьму ружье и выстрелю тебе прямо в черепушку. Ее не забинтуешь, пластырем не заклеишь. А затем я закопаю тебя в саду и разобью на твоей могилке красивую клумбу. Цветы будут превосходно расти, с таким-то удобрением. И никто не догадается, что я тебя убила, потому что никто не знает о том, что ты был в этом доме. А Люська будет молчать, как-никак подруга. Она никогда не пойдет против меня.
Когда я закончила свою речь, вновь схватила ружье и, подойдя к лежащему на кровати обессиленному Сергею, ткнула двустволкой его в грудь.
– Ты думаешь, я шучу?!
В этот момент бледный Сергей слегка приподнял голову и… посмотрел не на ружье. Он уставился на чересчур открытый вырез на моей ночной рубашке.
– Ты куда смотришь?
Я наклонила голову и увидела, что у меня почти оголилась одна грудь.
– На твои сиськи.
– А чего ты на них смотришь?!
– А того, что они у тебя классные.
– Ты что, женской груди, что ли, не видел?
– Такой – нет.
– Придурок, я тебя собираюсь добить, а ты смотришь на мою грудь!!!
В этот момент Сергей, видимо, не справился с болью, которую он стойко терпел, и резко откинул голову на подушку. Его лицо стало зеленовато-бледным, а глаза… глаза просто остекленели. Они стали тупо смотреть вдаль, в одну точку, и мне даже показалось, что все, что в них было живое, просто умерло. Невольно вздрогнув, я моментально убрала ружье с его груди и истерично спросила:
– Послушай, ты живой?!
Мужчина не ответил и по-прежнему лежал не шелохнувшись. Поставив ружье к стене, я попыталась потрясти Сергея за плечи, но и это не помогло.
– Эй, ты что, умер, что ли?! Послушай, ты подай хоть какой-нибудь признак жизни! Я тебя только лечить начала, а ты умирать собрался. Люська сказала, что ты не должен умереть, что у тебя ни один жизненно важный орган не задет. Будь другом, посмотри на меня, пожалуйста. Я тебя умоляю. Ну скажи, скажи, что ты хочешь… Хочешь, я тебе свою грудь покажу? Ты только скажи, что ты этого хочешь… Ты только не умирай.
Не придумав ничего лучшего, я быстро развязала шнурок на вырезе моей ночной рубашки до самого конца и буквально вывалила свою грудь наружу. Мужчина по-прежнему не реагировал ни на меня, ни на мою грудь. Он лежал, словно мумия, смотрел в одну точку, и мне показалось, что он не дышал.
Почувствовав, как на моих глазах выступили слезы, я тихонько всхлипнула и, с трудом сдерживая
