Для Макса? Для Макса и для себя, потому что я уже давным-давно заучила одну простую истину – если ты будешь нравиться себе, то ты обязательно понравишься и окружающим тебя людям. Полюби себя сам, и тебя полюбят другие.
Посмотрев на такое количество одежды, я вновь подумала о своей звездной жизни и поняла, что мне необходимо гнать эти мысли прочь, иначе я просто свихнусь. В конце концов нужно попробовать воспринимать эту ситуацию с юмором. Допустим, я медицинская сестра, попавшая на практику в психиатрическую лечебницу и вынужденная общаться с душевнобольными. Осталось совсем немного. У меня есть предчувствие, и он не должно меня подвести: все будет хорошо. Стоит только добраться до дома…
Господи, скорее бы вернуться и встретиться со своими поклонниками. Поклонники… Они такие разные и такие жестокие… Сегодня они не могут сдержать слез от умиления, восторгаясь моей новой работой, а завтра с удовольствием обсуждают журналистские сплетни о том, что я меняю мужчин как перчатки, употребляю наркотики и алкоголь в неограниченном количестве.
Скоро все закончится. Скоро все закончится, – мысленно твердила я себе и искала подходящее платье. Ведь так всегда в жизни и получается. Белая полоса сменяется черной, а черная белой.
Именно тогда, когда нам кажется, будто жизнь кончена, она начинается снова. Жизнь ужасно хитра, практически непредсказуема, она постоянно нас обманывает. Стоит только подумать, что человек всего достиг, как он тут же все теряет.
Стоит обрести душевное спокойствие и начать наслаждаться счастливой размеренной жизнью, как наступает полоса неприятностей и все просто валится из рук. Когда же человек думает, что все потеряно, и доводит себя до греховной мысли о самоубийстве, жизнь обязательно преподнесет ему что-то очень ценное, чтобы он понял – жить стоит! После безутешного горя обязательно наступит счастье, а после долгих лет томительного одиночества ты обязательно встретишь любовь.
Выбрав самое скромное платье под горло, я постаралась скрыть синяки и ссадины. Наложила на лицо тональный крем и почувствовала себя значительно лучше. Заглянув на кухню к Елене Михайловне, я уловила довольно аппетитные запахи только что приготовленной пищи.
– Доброе утро, – ласково поприветствовала я ее и повела носом. – Я уверена, что у нас сегодня будет что-то особенно вкусное.
– В этом доме не бывает ничего не вкусного.
Домработница внимательно всмотрелась в мое лицо и укоризненно покачала головой.
– Ты бы меньше по ночам по дому шарахалась и под ноги смотрела. И как только тебя угораздило так сильно скатиться с лестницы…
– Сама не знаю. Уж больно тут лестница крутая. Не понимаю, как по ней Лешик передвигается. У него же такая необычная комплекция. – Последнюю фразу я произнесла настолько язвительным голосом, что Елена Михайловна просто не могла этого не заметить.
– Лешик нормально передвигается, – заступилась она за урода. – Да и встал он, как положено, в девять часов утра. А ты в обед. Ты да хозяин. Он еще тоже не выходил из своей комнаты. Ну, с ним-то все понятно. Он всю ночь пил. Если он всю ночь пьет, то встает только к вечеру. А ты почему так долго спишь?
– А мне куда торопиться, на работу, что ли?!
– Ну, не на работу… Но все равно… Женщине столько спать не положено.
– Вам бы с мое поработать, поспать по четыре часа в сутки… И вообще, что за проблемы? Какой от меня прок, если я в семь утра встану? Я все равно хожу как неприкаянная. Мне можно вообще из комнаты не выходить, и никто не заметит Я бы на месте урода…
– Лешика, – резко одернула меня домработница. – На месте Лешика.
– Я бы на месте Лешика тоже спала подольше. С его раннего подъема тоже никакого толку. Хотя про него и говорить не стоит. Он ведет животный, паразитический образ жизни.
– Вот когда ты за Лешика замуж выйдешь, тебе не придется долго спать…
– Почему?
– Потому что тебе придется готовить завтрак, варить кофе и носить ему в постель.
Глупые рассуждения домработницы стали порядком меня раздражать.
– Нет уж увольте. Вы свои обязанности на чужие плечи не перекладывайте. Кухня по вашей части. А насчет замужества вы тоже коней не гоните… Это не вам решать, а Лешику. Я вообще не понимаю, почему вы так о нем печетесь. Заступаетесь за какого-то урода. Вы бы лучше за нормальных людей заступались. За тех, кого выдернули из цивилизованной жизни и закинули в этот дурдом. Что вы постоянно этого урода жените?! Ему бы поспать, посрать, простите, да больше ничего и не надо. Он от жизни много не хочет. Ему вообще нет разницы, где жить – здесь или в доме инвалидов. А я личность, человек, себя реализовавший. Мне не место в этом страшном доме.
Я посмотрела на домработницу глазами, полными презрения, и ждала, что она скажет мне что-то обидное, но этого не случилось. Она тихонько всхлипнула, села на стул, обхватила голову руками и заплакала, словно девочка.
– Ну извините, если я вас чем-то обидела… – растерялась я. – Извините. Я не хотела… Просто вы тоже хороши. Вроде бы нормальная, здравомыслящая женщина, а сулите мне этого урода… Вы же прекрасно понимаете, что мы с ним не пара. А он, между прочим, собак насилует.
Казалось, женщина меня не слышала, она продолжала плакать.
– Да успокойтесь вы ради бога. Это не вы должны плакать, а я. Вам-то что! Вы на работе, а я в плену. Посмотрите на меня. Я держусь. По крайней мере стараюсь.
Через несколько секунд женщина замолчала, подняла голову и затеребила носовой платок. Она была глубоко несчастна и по всей вероятности очень страдала. Передо мной уже сидела не та Елена Михайловна, которую я увидела в первый день в этом доме. Такая надменная, статная и такая холодная… Передо мной сидела поседевшая, измученная женщина, на лице которой читалась огромная скорбь и нечеловеческая усталость.
