– Нет. – Веркины глаза как-то странно забегали, и я поняла, что она что-то явно недоговаривает.
– А мать его ищет?
– Ищет, только никак не может найти. Он пока числится без вести пропавшим.
– А почему меня о нем никто не спрашивает?
– Кто тебя спросит, если ты здесь сидишь? – смутилась Верка.
– Ты мне все говоришь или что-то скрываешь?
– Все, – тихо сказала Верка.
– А как мать Макса отреагировала на то, что меня посадили?
– Да никак. Она тебя знать больше не хочет.
– Моя квартира закрыта?
– Закрыта. В ней никто не живет. Дашенька, ты только не волнуйся, про Макса мы никому не расскажем.
– А я и не волнуюсь. Ладно, Верка, мне пора. Нам больше не о чем говорить. Семейного тебе счастья и побольше денег. Все-таки нехорошо как-то получилось. Я-то, дура, думала, что вы всерьез меня на пушку взяли, а вы, оказывается, просто попугать решили... – сквозь слезы улыбнулась я.
– Подожди. Мы говорим еще только двадцать минут. У нас еще сорок минут осталось.
– Хватит и двадцати. Сорок минут – это слишком много.
– Ты прости меня, если можешь. За все...
– Я не злюсь. Я вас с Кириллом давно уже простила. Что мне на вас злиться? Вы для меня чужие люди. У вас своя жизнь, а у меня своя. У нас ничего не может быть общего. Я рада, сестренка, что у тебя неплохо идут дела. Извини.
Я встала и направилась к выходу.
– Даша! – окликнула меня Верка. – Стой. Я хочу, чтобы ты на меня не обижалась.
– Я уже не в том возрасте, чтобы на кого-то обижаться. Я просто не хочу тебя больше знать.
Вернувшись в секцию, я села на кровать и смахнула слезы. Ближе к вечеру мне принесли передачу. В колонии есть такой закон. Передачами нужно делиться даже с теми, кто тебе неприятен. Пожадничаешь – изобьют. Кроме того, процветает натуральный обмен. За пачку дешевого чая можно получить приличные джинсы или неплохую юбку. Впрочем, хорошие вещи забирают себе надзиратели, а нам отдают те, что похуже. Вот и халат отобрали только потому, что он новый. «Зря сестрица потратилась», – злорадно усмехнулась я.
Раздав часть передачи девчонкам, я стала думать о Верке. Она что-то недоговаривает, но что? Макса до сих пор не нашли, это точно. Я в этом не сомневаюсь. Если бы его нашли, то ко мне в колонию давно бы уже прикатил следователь. В этой истории что-то не так. Верка упорно молчит, но я-то знаю свою сестру. Может, мать Макса до чего-то докопалась? Хотя, в принципе, мне нечего бояться. Нужно еще доказать мою причастность к этому делу.
Через несколько дней в отряд вернулась Танька. Я бросилась к ней на шею и радостно прошептала:
– Ну, слава богу, все обошлось!
– Я тебе обязана, – вздохнула Танька. – Если бы не ты, еще неизвестно, чем бы все это закончилось. Я умею быть благодарной, поверь.
– Какие, к черту, благодарности, главное, что ты осталась жива. Ты лежала в санчасти?
– Да. Доктор сказал, что я чудом выжила. Ты меня, Дашка, с того света вытянула. Еще немного – и все, пришлось бы папочке гроб отсюда увозить. А так – ничего, полежала под капельницей и отошла. В санчасти здорово! Можно спать сколько хочешь, и никто не стоит над душой.
– Танюш, я передачу получила. Правда, тут осталось немного, но кое-что я для тебя припасла.
Я заварила некрепкий чай, вытащила печенье с конфетами, и мы с Танькой с удовольствием перекусили.
– Не представляю, как это бабье пьет чифирь? – пожала плечами я. – Ведь так можно не только сердце посадить, но и все остальное тоже.
– Эти твари ничем не брезгуют. Кстати, они не сделали тебе ничего плохого, пока меня не было?
– Нет, побоялись.
– Даша, а кто тебя так драться научил?
– Никто, – засмеялась я. – До колонии в жизни не дралась. Даже и подумать не могла, что мне придется научиться.
– Ты такая хрупкая на вид, а дерешься, как Синди Ротрок. Откуда в тебе столько силы? – улыбнулась Танька.
– Теперь нужно быть начеку. Давай поступим так: полночи будешь спать ты, а полночи я. Обоим засыпать нельзя, иначе может повториться та же самая история.
Так мы и сделали. Спали по очереди. Дни тянулись медленно, убивая однообразием. Примерно через месяц пришел дежурный и пригласил Таньку с вещами на выход. Танька улыбнулась, пожала мне руку и сказала:
– Вот видишь, я же тебе говорила, что меня скоро освободят. Скорее всего, папику удалось доказать
