мою невиновность.
– Я очень рада за тебя, – с трудом произнесла я, глотая слезы.
– Сейчас сяду в шикарную тачку и поеду в Москву. Отсюда до столицы часов шесть добираться, не больше. По дороге мы с папиком выпьем классного виски, а вечером пойдем в ресторан. Наверное, папик закатит грандиозный банкет по случаю моего возвращения. Ты только не падай духом, Дашуня! Я скоро за тобой вернусь. Я оттрубила здесь семь месяцев. Ты пока сидишь шесть. Ровно через месяц я заберу тебя. За месяц папик обязательно утрясет твой вопрос. Ты мне веришь?
– Верю, – прошептала я.
– Ты только держись, – хлопнула меня по плечу Танька. – Я недолго, подруга. Скоро я за тобой приеду!
Взяв сумку, она направилась к выходу. Остановившись у дверей, обернулась и громко заявила на всю секцию:
– Кто Дашку тронет – на воле урою. Узнаю, когда заканчивается срок, и прямо у ворот колонии заживо похороню. Понятно вам, кобылы?!
Когда Танька ушла, девчонки, не стесняясь меня, выматерились, но дальше этого дело не пошло. На Танькино место поселили какую-то «шестерку», которую шпыняли всем отрядом. Я сомневалась в том, что Танька вытащит меня отсюда – ведь это стоит сумасшедших денег! Больно надо папику выкладывать кругленькую сумму за какую-то неизвестную зэчку... В общем, я готовилась провести в этом дурдоме еще два с половиной года.
Без Таньки стало как-то пусто. Я осталась наедине со своими проблемами и душевной мукой. Подруг на зоне я не искала, да здесь их и быть не могло. Таньку послал мне бог, а такие подарки и на воле-то бывают редкостью.
Больше всего меня раздражали женские татуировки, которые девчонки клепали себе с неуемным энтузиазмом. На зоне это называется «набить мастюху». Все бегали в туалет, прихватив с собой тушь и иголку. Главное, чтобы не увидел начальник. Если увидит, то сразу в карцер. Я никогда не понимала, зачем уродовать себя? Почти у всех девчонок было наколото одно и то же слово: «КЛОТ», что означало: «Клянусь Любить Одного Тебя», или «САТУРН», что означало: «Слышишь, А Тебя Уже Разлюбить Невозможно». Ну и чушь!
В один из дней мы с девчонками возвращались с фабрики и присели покурить. Вскоре к нам подошел охранник и сказал:
– Ну что, красавицы, кто из вас хочет выпить?
Все замолкли и опустили глаза, но самая бестолковая из нас радостно согласилась. Он налил ей полный стакан водки из припрятанной под курткой бутылки и протянул посыпанный солью сухарь.
– А покурить нормальную сигарету хочешь?
– Хочу, – пьяно протянула она.
– Может, ты еще и потрахаться хочешь? – заржал охранник.
– А может, ты сам подрочишь за бараком, – нахально ответила она.
Все ее поддержали и стали дружно смеяться. Мужчина побагровел и крепко схватил девчонку за руку:
– Пошли.
– Куда? – испугалась она.
– Пойдешь туда, куда я тебя поведу. А если не пойдешь, то отправишься в карцер.
– Никуда она не пойдет, – сказала пожилая зэчка. – Пусть вызывают дежурного. Мы все подтвердим, что это ты налил ей стакан водки и первый ее оскорбил.
– Я никому водку не наливал, – пригрозил нам пальцем охранник. – Да и кто вам поверит, ведь вы сучки, преступницы, отбросы общества. Грязные, вонючие твари! От вас разит, как от скотины! Корова и то лучше пахнет, чем вы!
Мужчина силой потащил девчонку в сторону швейной фабрики. Она почти не сопротивлялась, только крикнула нам:
– Я его не боюсь! Что мне его бояться?!
– Она тут уже два года сидит, – сказала старшая. – Попробуй выдержи два года без глотка спиртного. Тут у любого крыша поедет. Водка ей в голову ударила, вот она и окосела сразу.
...Появилась она к отбою. Забилась в угол, закрыла лицо руками и долго рыдала, не отвечая на все наши расспросы. Наревевшись вдоволь, девчонка стянула платок, и мы в ужасе отпрянули. Эти изверги обрили ей полголовы, оставив волосы на макушке на манер крысиного хвоста. Тело зэчки было в синяках, одежда разорвана, вся юбка в крови.
– Кто тебя так? – выдохнули мы.
– Их было много, – рыдала девушка. – Человек десять. Все это происходило в красном уголке. Я плохо помню, потому что несколько раз теряла сознание.
– Нужно идти к начальнику, – сказала одна из девчонок.
– Начальник тоже там был, – опустила голову пострадавшая. – Он сказал, что если я пикну, то он меня живьем в землю закопает. Не надо никуда ходить. Нужно просто все это пережить, а потом постараться забыть.
– Я как раз мимо Красного уголка проходила, – вздохнула молоденькая зэчка. – Слышала крики и мольбы о пощаде. Я от страха не могла пошевельнуться. Постояла, постояла и пустилась со всех ног от греха подальше.
– А мне ее не жалко нисколько, – сказала старшая. – Не надо быть дурой. Мы ведь заключенные,
