Лев Шильник
А был ли мальчик?
Скептический анализ традиционной истории
От издательства
Официальная историческая наука только на первый взгляд кажется чем-то незыблемым и неизменным. Старшее поколение может подтвердить, что даже на их веку учебники истории менялись несколько раз. А уж насколько различаются точки зрения авторов-историков, принадлежащих к разным политическим течениям, и говорить не приходится. В общем, то, что принято называть «новой и новейшей историей», писано и переписано, и никого этим уже не удивишь.
Однако интерпретация интерпретацией, а факты фактами. Существует множество исторических фактов, которые не станет отрицать ни один даже самый рьяный скептик. До некоторого времени к таким фактам относилась и вся хронология, которая, кстати, в известном нам виде появилась только в XVI веке. И появилась она не сама собой из последовательно складывающихся событий, а была в самом прямом смысле слова создана — ее «написал» некто Иосиф Скалигер. И, как вы понимаете, стоило этой хронологии «родиться на свет», как тут же появилась другая версия, за ней — еще одна… В конце концов создалась «официальная» историческая наука, а рядом с ней взросла альтернативная история.
Противостояние между этими науками, к счастью, обходится без крови, хотя эмоции и у «официальщиков», и у «альтернативщиков» бьют через край. О том, как реагируют на альтернативную историю официальные историки, очень красочно рассказывает автор данной книги: «Некоторые начинают ругаться последними словами и теряют человеческий облик совершенно».
Мы очень надеемся, что наши читатели не уподобятся «упертым» ученым и с доброжелательным интересом прочтут книгу, отражающую скептическую точку зрения автора. Поверьте, в ней есть над чем задуматься.
Лев Шильник
А был ли мальчик?
Да был ли мальчик-то, может, мальчика-то и не было?
Часть 1
История вопроса
Когда, начитавшись Морозова, я с апломбом заявил критику Дмитрию Мирскому, что древнего мира не было, этот сын князя, изысканно вежливый человек, проживший долгое время в Лондоне, добряк, ударил меня тростью по спине.
— Вы говорите это мне, историку? Вы… вы…
Он побледнел, черная борода его ушла в рот.
Олеша рассказывает, что потом они помирились за бутылкой вина и цыпленком и Мирский разъяснил ему, в чем заключается его и Морозова невежество. «Я с ним согласился, — пишет Олеша, — хотя многие прозрения шлиссельбуржца до сих пор мне светят». Николай Александрович Морозов (1854–1946), по поводу которого схлестнулись наши уважаемые оппоненты, — народоволец и выдающийся русский ученый- энциклопедист, отсидевший в Шлиссельбургской крепости двадцать пять лет. В 1907 г. он опубликовал книгу «Откровение в грозе и буре», где проанализировал датировку евангельского Апокалипсиса и пришел к выводам, противоречащим традиционной общепринятой хронологии. В 1924–1932 гг. вышел в свет его фундаментальный труд «Христос» («История человеческой культуры в естественно-научном освещении») в семи томах, в котором Н. А. Морозов решительно пересмотрел всю традиционную хронологию, объявив ее несостоятельной. И сразу же, подобно шаткому карточному домику, стало разъезжаться здание всемирной истории, дотоле казавшееся таким устойчивым и прочным.
Современные историки реагируют на альтернативные построения примерно так же, как князь Мирский. Некоторые начинают ругаться последними словами и теряют человеческий облик совершенно, поэтому обсуждать эту проблему с ортодоксами абсолютно бессмысленно. Официальная историческая версия сделалась в наши дни чем-то вроде неприкосновенной священной коровы и допускает только частные изменения в рамках сложившейся парадигмы. Любое покушение на устои рассматривается как откровенная ересь. Современная историческая наука, к сожалению, начинает все больше походить на религиозное учение, покоящееся на незыблемых догматах. Попытка их пересмотра или хотя бы сколько- нибудь серьезной реконструкции немедленно карается отлучением от церкви. Научное сообщество безжалостно выбрасывает таких еретиков вон.
Но может быть, официальная историческая наука имеет серьезные основания для такой безапелляционности? Может быть, фундаментальные положения, на которых она покоится, являются образцом научной строгости, что и дает традиционалистам моральное право сверху вниз поглядывать на коллег, не разделяющих их точку зрения? К сожалению, уверенности в этом нет никакой, особенно в свете той яростной, почти священной войны, которую они объявили возмутителям спокойствия. Разве можно даже в кошмарном сне вообразить, чтобы солидная научная дисциплина, обладающая надежной доказательной базой, ну хотя бы современная астрономия, вдруг с пеной у рта ринулась в ожесточенную полемику с построениями астрологов? Если у вас в руках крепкая научная теория, проверяемая практикой, нет нужды опасаться покушений на ее устои. Хороший специалист, владеющий материалом, всегда сможет, что называется, на пальцах показать малограмотному оппоненту истинную цену его рассуждений. А вот дипломированные историки нередко предпочитают не вступать в спор по существу, а отделываться печальной констатацией, что «виртуальная всемирная история, созданная Н. А. Морозовым и его последователями, продолжает свое существование». Но такое утверждение имеет и обратную силу. Ровно с тем же успехом можно сказать, что виртуальная история, созданная Иосифом Скалигером, Дионисием Петавиусом и их последователями не только продолжает существовать, но еще и получила статус истины в последней инстанции. Однако чем, собственно говоря, «дешевая морозовщина» отличается от «дешевой скалигеровщины», никто из историков внятно объяснить не может. Временами создается впечатление, что они затвердили свое знание наизусть, как детскую считалку.
Между тем вести себя таким образом настоящий ученый попросту не имеет права. Чтобы дать читателю представление о том, как должен рассуждать ученый, пекущийся об истине, а не о защите чести мундира, предоставим слово известному отечественному биологу А. А. Любищеву. И хотя Любищев придерживается традиционных взглядов на историю, ему не приходит в голову призывать сбросить Морозова с парохода современности. «Возьму для примера такого автора, как Н. А. Морозов. Я читал его блестяще написанные „Откровение в грозе и буре“ и „Христос“ (семь томов). Морозов совершенно прав, когда пишет, что если бы теории, поддерживаемые „солидными“ учеными, получали бы такое же