дроворубов, бочкарей, кожемяк. Иных ковали в железо, чтобы не разбежались, иных засекали насмерть у верстовых столбов, у тиунской избы; пощады не знали конвоиры-драгуны, бритые, как коты, в заморских зеленых кафтанах». Между прочим, в целях скорейшего возведения города на Неве Петр запретил каменное домостроение по всей России — поступок для царя-реформатора весьма характерный…
Самое пикантное заключается в том, что Петр совершенно напрасно гнал лошадей. Если рассудить здраво, в северной столице не было ровным счетом никакой необходимости. На побережье Финского залива России была потребна крепость и морской порт, который позволял бы вести торговлю по Балтийскому морю в обход Архангельска. Этим условиям вполне отвечали и Ревель (Таллинн), и Рига, которые всего через год после Полтавской битвы, когда русские войска добились крупных успехов в Прибалтике, оказались в руках Петра. Оба эти города — уже готовые морские порты, а рижская гавань вдобавок на шесть недель дольше остается свободной ото льда по сравнению с петербургской.
Итак, подводя итоги, приходится признать: экономические реформы Петра пошли прахом и не дали стране решительно ничего, кроме разора, запустения и чудовищного казнокрадства. Но чем черт не шутит? Ведь каждому от бога свои способности даны. Быть может, экономика и финансы и не были никогда сильной стороной Петра? Так случается сплошь и рядом: кто любит арбуз, а кто — свиной хрящик. Как мы хорошо помним, юный царь с младых ногтей не шибко дружил с арифметикой, а гораздо больше тяготел к военным забавам с потешными, морским прогулкам под парусом и плотницкой работе на верфях. Саардамский плотник Петр Михайлов был выше всех похвал и всегда на своем месте. Что поделаешь: к сожалению, не дебет и кредит занимали все помыслы Петра, а бастионы, кронверки и куртины: а нарисуй-ка мне, Алешка, наприклад, такую фортецию… Быть может, на военном поприще успехи царя были не в пример основательнее?
Увы и ах, уважаемый читатель, с большим сожалением мы вынуждены признать, что даже в области столь любезного его сердцу военного строительства Петр Алексеевич умудрился наломать дров весьма изрядно. Спору нет, Северную войну он с грехом пополам выиграл, и русские даже умудрились занять Прибалтику. Великолепная и непобедимая Швеция униженно просила о мире. Казалось бы, самое время пропеть осанну русскому оружию. Но зададимся простым вопросом: что из себя представляла Швеция в первой четверти XVIII столетия? Блистательные победы несокрушимой шведской армии на полях Тридцатилетней войны остались в далеком прошлом. К началу Северной войны это была самая заурядная европейская армия, живущая воспоминаниями о былом величии и вдобавок ведомая отчаянным рубакой и политическим авантюристом. И все же начало войны сложилось для России крайне неудачно. В 1700 году под Нарвой дисциплинированные и хорошо обученные шведы опрокинули собранную с бора по сосенке русскую армию. Потеряв почти всю артиллерию, российские войска в беспорядке отступили. Карл XII, считая кампанию выигранной, начал военные действия против союзника Петра — саксонского курфюрста и польского короля Августа II.
Принудив Августа заключить мир и оставив Петра без союзников, Карл XII в 1707 году вновь обрушился на Россию. Плохо подготовленная кампания была заранее обречена на провал. Пока Карл воевал в Польше, Петр не сидел сложа руки. В 1701–1704 годах открылись четыре новых металлургических завода на Урале. Колокольная медь тоже пошла в дело — все для фронта, все для победы, как это спокон веку было принято на Руси. Когда реорганизованная русская армия встретилась в 1709 году со шведами под Полтавой, расклад сил был уже совсем иным. Карл XII не имел ни единого шанса на успех. Предельно измотанная и деморализованная, шведская армия насчитывала едва
«Стыдно было бы проиграть Полтаву… русское войско, им (Петром. —
Окрыленный таким необычайным успехом, Петр, по всей видимости, решил, что отныне он может все. И хотя Турция в ноябре 1709 года возобновила мирный договор с Россией, сие зыбкое равновесие победителя шведов устроить никак не могло. Пограничные конфликты на южных рубежах продолжали исправно тлеть, а тут вдобавок еще и крымские татары вторглись на территорию Правобережной Украины. А поскольку к тонкой дипломатической игре душа царя-реформатора явно не лежала, он предпочел разрубить запутанный гордиев узел одним ударом. Нахальную Оттоманскую Порту следовало примерно наказать: ее должна была постичь судьба незадачливых шведов, бесславно сгинувших под Полтавой. Эмиссары православных балканских народов только подлили масла в огонь: заверяя Москву в полной своей лояльности, они намеренно преувеличивали размах антитурецкого движения в своих странах.
Петр купился на эти посулы с потрохами. Он писал фельдмаршалу Шереметеву: «Господари пишут, что как скоро наши войска вступят в их земли, то они сейчас же с ними соединятся и весь свой многочисленный народ побудят к восстанию против турок: на что глядя и сербы (от которых мы такое же прошение и обещание имеем), также болгары и другие христианские народы встанут против турок, и одни присоединятся к нашим войскам, а другие поднимут восстание внутри турецких областей; в таких обстоятельствах визирь не посмеет перейти за Дунай, бо?льшая часть его войска разбежится, а может быть, и бунт поднимут». Неуемный Петр был настолько наивен, что даже разослал специальные манифесты с призывом поднять восстание против турецкого ига…
Петровская затея окончилась форменным пшиком. Когда в июне 1711 года русские войска вступили в Молдавию, неожиданно выяснилось, что многотысячные отряды повстанцев канули неведомо куда: господарь Кантемир смог предоставить в распоряжение русского царя всего лишь немногочисленную кучку придворных. С валашским господарем Бранкованом получилось и вовсе худо: он не только не засвидетельствовал почтение старшему брату, но предпочел остаться на стороне турок и даже приложил все усилия, чтобы помешать сербам соединиться с русским войском. Мучительно страдая от сильной жары и испытывая недостаток в продовольствии, русская армия встретилась в первых числах июля 1711 года с турецкими войсками на берегу реки Прут. Соотношение сил говорило само за себя:
Надо сказать, что Петру еще крупно повезло. Визирь не стал вмешиваться в русско-шведские дела, но и без того России пришлось несладко. По условиям мирного договора от 12 июля 1711 года Россия обязывалась вернуть Турции Азов, срыть все свои крепости на южных рубежах, вернуть Таганрог, ликвидировать флот на Черном море, не вмешиваться в дальнейшем в польские дела, а также отказаться от содержания посольства в Стамбуле, что по меркам того времени было чувствительным унижением российской дипломатии. Остается добавить, что в Прутском походе русская армия потеряла свыше 27 тысяч человек, причем только около пяти тысяч погибли на поле брани — остальные умерли от болезней, жажды и голода. Однако сие обстоятельство не помешало вернуться в Петербург русскому царю триумфатором. Дело было подано так, что будто бы Турция подписала акт о полной и безоговорочной капитуляции. Что и говорить, Петр всегда умел делать хорошую мину при плохой игре… В заключение отметим, что военная реформа Петра I, как, впрочем, и другие его реформы, состоялась в основном на бумаге. Так называемые «полки нового строя» в вооруженных силах Российской империи отнюдь не преобладали. Предоставим слово Александру Бушкову: «…в главных военных походах Петра значительную часть армии составляли все же не „полки нового строя“, а те самые стрельцы, которые считаются „отмененными и распущенными“ еще в самом начале XVIII века. К 1708 г. в строю еще было 14 старых стрелецких полков, а многие из тех, что