повторял мою ошибку», — прибавил он. Окончив университет в Нагасаки, я устроился на работу в Токио. Мама рассердилась не на шутку: «Это слишком далеко! Почему ты не захотел работать в каком-нибудь городе рядом с Нагасаки, поблизости от меня? Вся моя жизнь — в тебе. Ты мне нужен!»
По правде говоря, я искал работу в Токио, потому что надеялся найти там сестру и своего настоящего отца. К тому же мне хотелось выяснить, были ли у него еще дети, кроме моей сестры, с которой я когда-то играл в парке. С тех пор прошло восемнадцать лет, и возможно, что он с семьей переехал в другой город. Тем не менее я рассчитывал, что смогу начать поиски именно в Токио.
Прежде чем отправиться в Токио, я попросил маму сказать мне по крайней мере фамилию моего отца. Как я и ожидал, она отказалась наотрез: «У него есть семья — жена и дети. Не нужно вмешиваться в их жизнь. Его жене ничего о нас не известно».
Тогда я решил узнать у папы адрес церкви и имя того священника. Папа удивился: «Невероятно! Ты не забыл! Шинпу-сама, должно быть, уже больше семидесяти лет. Как бы мне хотелось снова его увидеть. Но вряд ли после бомбардировок Б-29 церковь стоит на прежнем месте и вряд ли Шинпу-сама остался в живых». Папа дал мне также адрес родителей господина Хорибе и сказал: «Можешь как-нибудь зайти к ним. Они меня хорошо знают, ведь мы с господином Хорибе в Токио были близкими друзьями». Родители господина Хорибе? Это же бабушка и дедушка Юкико! У меня заколотилось сердце. Значит, есть надежда отыскать Юкико. Папа даже не подозревал, какие мысли вертелись у меня в голове.
Церкви на прежнем месте не было, папа оказался прав. Я обошел множество других церквей, расспрашивая священников о той, в которую мы ходили с мамой. К моему удивлению, никто не знал ни о церкви, ни о священнике-европейце, ни о двух женщинах, которые там работали. Я был в недоумении. Мне сказали, что после войны город сильно изменился.
И я бродил по этому изменившемуся городу. Едва заметив девушку моего возраста, я тут же останавливался как вкопанный и шел за ней, пока она не исчезала из виду. Такое случалось на улице, на вокзале, в ресторане, в парке… Повсюду я искал девушку, похожую на меня.
Что касается Юкико, то родители господина Хорибе сказали, что она вышла замуж и уехала за границу. И дали мне ее адрес. Прочитав на листке ее новое имя — Юкико Камишима, — я почувствовал, что мое сердце разрывается от боли.
— Мне жарко, — говорит мама.
Я поднимаюсь со стула и регулирую температуру кондиционера. Я решил установить его, когда отец уже не мог вставать с постели. Потом я снова сажусь.
— У внуков все в порядке? — спрашивает мама.
— Да. Нацуко недавно вернулась из Нью-Йорка. Там проходила конференция, организованная для американских клиентов ее фирмы. Нацуко была переводчиком. Фуюки назначили начальником отдела. А Цубаки по-прежнему учится в университете.
— Хорошо, очень хорошо, — говорит мама, она довольна.
Мгновенье спустя она спрашивает:
— А что изучает Цубаки? Я забыла.
— Археологию.
— Что? Я плохо тебя слышу.
— Ар-хе-о-ло-ги-ю, — медленно повторяю я, наклонившись к ее уху.
— Ах да, теперь вспомнила…
Мама кивает головой, глаза у нее закрыты. Потом она вдруг спрашивает:
— Почему ты назвал ее Цубаки?
Она задает мне этот вопрос каждый раз, когда я рассказываю о своих детях, и каждый раз я повторяю один и тот же ответ: «Потому что она родилась в сезон, когда цветут цубаки». Мама прекрасно помнит, как мы выбирали имя для Нацуко и Фуюки, но всегда забывает про Цубаки. Шизуко назвала двух старших детей, а я младшую, Цубаки.
Мама ждет моего ответа. Говорю очень тихо и думаю: интересно, слышит ли она меня.
— Потому что у меня была подруга, которой нравились цубаки.
— Что?
Она удивленно смотрит на меня. Я улыбаюсь:
— Ты же все слышала.
— Я не знала, что ты встречался еще с кем-то, кроме Шизуко!
— Тогда мне было всего шестнадцать лет. Успокойся, мама.
Маме тоже было шестнадцать лет, когда она познакомилась с моим настоящим отцом, который сделал ее своей любовницей. Но мы с мамой никогда не говорим об этом, соблюдая молчаливый уговор, который длится уже долгие годы. Нельзя будить в ней старые воспоминания.
— Только никому не рассказывай, — нарочно говорю я, словно ребенок, жалобно упрашивающий свою маму.
— Ты совсем как мальчишка, — улыбается она. — Ладно, обещаю, не расскажу.
Мама права: когда я думаю о Юкико, мне всегда шестнадцать лет. Я часто вспоминаю ее лицо. Вспоминаю, как она, чудачка, надевает мое широкое черное пальто. А вот она бежит вприпрыжку по бамбуковому лесу, потом вдруг оборачивается и смеется.
— Ты сильно ее любил? — спрашивает мама.
— Да. Она была моей единственной подругой, в юности я любил только ее. Мы дали друг другу обещание пожениться. Но она вышла замуж за другого.
— Значит, она тебя обманула?
— Нет, — отвечаю я без малейшего колебания. — С ней случилась какая-то серьезная неприятность, из-за которой ей нельзя было со мной встречаться.
— Наверное, запретили родители.
— Нет. Они хорошо ко мне относились, особенно ее отец.
— Странно.
— Но, даже несмотря на это, я надеялся, что мы будем вместе.
Мама поднимает глаза к потолку.
— Вот почему, оказывается, ты женился так поздно… Тебе было тридцать пять лет, когда ты взял в жены Шизуко.
Я молчу. Может быть, мама права. Или я просто долго не мог найти идеальный образ, о котором мечтал. Мама тоже замолчала. Я смотрю в окно: в саду Шизуко, она собирает в корзину горох. Мама дразнит меня:
— Твоя юная подружка была так же красива, как Шизуко?
— Разумеется, она казалась мне красивой. Она была такой же очаровательной, как ты, мама.
— Как я? Не нужно так шутить. Я же твоя мать!
Мама делает вид, что сердится. По правде говоря, вместо «очаровательная» я хотел сказать «чувственная». В молодости мама привлекала внимание мужчин своей женственностью: у нее были длинные волосы, высокая грудь, тонкая талия. Кроме того, на ее лице, не принадлежавшем ни к какой национальности, всегда было задумчивое выражение. Она не походила ни на одну из женщин, которых я знал.
— А как ее звали? — поинтересовалась мама.
— Кого? — растерянно спрашиваю я.
— Твою подружку, конечно!
— Юкико. Ее звали Юкико, — отвечаю я, поколебавшись с минуту.
— Юкико? — повторяет мама.
— Ее фамилия — Хорибе. Помнишь их семью?
Мама смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
— Ты имеешь в виду наших соседей в… — говорит она, так и не закончив начатой фразы.
— Да, в квартале Урагами, в Нагасаки, — подхватываю я. — Отец Юкико погиб при взрыве атомной бомбы. Потом Юкико с матерью вернулись в Токио, так ведь?
