Кисловодске богатырским нарзаном; затем обратно в Москву полечу, раздумьями века терзаем. Не нужно бояться высоких слов, когда они истиной чувств обеспечены; не нужно дверь закрывать на засов и засыпать беспечно. Сегодня в движении вся страна; ширится зона стыда и страдания; так пусть продлится моя страда, зона радости и рыдания. Жизнь безжалостна, жизнь права; она уводит детей из-под крова; ведь растет и растет трава, не боясь серпа тупого. 18.07.88 8 1/2 Причудливая цепь ассоциаций: печаль снаружи и любовь внутри; и если чист ты, нечего бояться; садись на место и кино смотри. Текут воспоминания ребенка. Стегает бич взаимных укоризн. Порою рвется старенькая пленка, она длиною с прожитую жизнь. Друзья. Враги. Наставники. Соседи. Ученики. Любовницы. Жена. Те заняты едой, а те — беседой. И всем судьба воздаст свое сполна. Смотрю кино, как будто жизнь листаю. Туман в глазах. Скорей очки протри! Я — не герой, так что же повторяю: 'Как грешен я! Мне тоже 43'. Зачем страшны мне жалкие угрозы раскрепощенных киногероинь; и псевдоромантические слезы горьки, как настоящий героин?! Наверно, в том и кроется отвага, чтоб, зная участь, не бросать руля и не спускать перед бедою флага; все вынести и вновь начать с нуля. 5.06.88 ПРАВО НА ИМЯ Памяти Велимира Хлебникова
Век в имени сияют Римлев; веленья миру выписаны грубо; и до сих пор рыдают нараспев о солнце обмороженные губы. Белхлеб, — я говорю — номиллимон; и как года догадкою не мерьте, все так же молод синий небосклон и перевертень не боится смерти. Алмаз в родстве с пылающей землей; а трос не должен быть второго сорта; пусть мусор в голове сжигает зной и разумом наполнена реторта. Пускай копыто опыта полно, но Мефистофель промахнется снова; заведено судьбы веретено, зане девиза нет превыше слова. Нам гласных гласность в настоящий миг важнее, чем согласие согласных; поэт — не гид, он производит сдвиг в породе горней, что куда опасней. Не реверанса вычурности в том, чтоб оглянуться, смысл ища в оглядке; и мот словес вернется в отчий дом и с модою не раз сыграет в прятки. Пусть видит каждый, кто душой не слеп: сейчас над поэтическим престолом взошли его навеки молот, серп; и Хлебников нас обступил простором. 14.02.88 БОЛЬНАЯ БАЛЛАДА Средь тленья, гниенья, распада приходится строить и жить; а муза сказала: 'Не надо, нельзя о дурном говорить! Дружок, веселись до упаду, тяни наслаждения нить…' Но я ей ответил, что надо всегда обо всем говорить. Тянулась больная баллада; баланда успела остыть; вновь шепотом муза: 'Не надо, нельзя о дурном говорить. Забудем видения ада и будем друг друга любить…' Но я задолдонил, что надо всегда обо всем говорить. Дыханье устало от смрада; изнанка успела прогнить; а муза твердила: 'Не надо, нельзя о дурном говорить. Подумаешь, тоже досада, что вирусам хочется жить…' И хмуро я буркнул, что надо
