Иглы мглы

завтра, в среду, наконец-то я уеду; тем переменю среду; только легче вряд ли станет, быть шутом при балагане нагадали на беду. Странно, прежде был я мучим мнением чужим ползучим, рвался к славе напрямик, пробовал поверх барьеров, зол был на 'пенсионеров', а сейчас утих, обвык. Только сердце вдруг забьется чаще, словно остается в глубине осадок лжи; был ты доктор, был редактор, всюду не хватало такта, лез в ученые мужи. В 20 лет болел вопросом: воспарю ль, останусь с носом; есть талантец или нет? Вот и стало больше вдвое; от вопросов нет отбою и ответов тоже нет. Впрочем, я в одном уверен: кем-то жребий мой измерен, взвешен, выверен вполне… Тихо тянется кривая, больше не предпринимая ничего, лег на стерне. Попривыкнешь, так не колко; главное — не бойся волка; он — заведомый шакал; ни двора и ни кола я не жалею; так что лая не дождется 'аксакал'. Все открыла мне гадалка; вот немножко дочку жалко: слабоват авторитет мой; хожу весь день в халате, то ли дело было 'в штате'; впрямь был истинный поэт. А сейчас слагатель строчек; что за должность — переводчик; только нервов перевод; проку ль эдак жизнь иначить: днем уснет, а ночью скачет; лучше бы наоборот. В том врагов винить не буду; каждый льет в свою посуду и дудит в свою дуду; лишь бы по своей охоте, да ведь в моде доброхоты; хошь не хошь, терпи узду. Надо, братец, быть железным, раз не хочешь быть 'полезным'; ходу нет уже назад, коли ты ввалился в кузов, выпускник двух разных вузов, да еще вошел в азарт… Что же нужно, бедный рыцарь? Чистить зубы. Чаще бриться и надеяться на фарт; любит фортели фортуна; обошла, когда был юным; примет, если староват. И опять гадалку вспомни, выбор есть в твоей обойме, главное — не промахнись… А когда из дома выйдешь, толчею толпы увидишь, это ли еще не жизнь!

17.01.84

РЯЗАНСКИЙ МОТИВ

Н. Н.

Все-все повторяется, в Лету не канет:
прогулка, походка и девичий локоть…
Ты тоже читаешь любимой на память
весеннего Фета и зимнего Блока.
Ты тоже идешь по вечерней Рязани,
ныряя внезапно тропинкой под горку.
И звезды знакомо мигают глазами,
и тянутся руки к полыни прогорклой.
Летит полушалком рязанское небо,
когда ты подругу закружишь коварно…
Все так же у церкви Бориса и Глеба
растут в беспорядке полынь и татарник.
Все-все повторяется полночью летней;
и ты еще глуп, очарован и молод;
и как угадать, что с зарею рассветной
войдет в твою жизнь повзросления холод…
Что время сотрет в твоей памяти Трубеж
надежней, чем прежде срывали татары;
И то, что любил ты, не только разлюбишь
разрубишь, чтоб ввек не встречаться со старым.
И город, воспитанник князя Олега,
в есенинских святцах открывшийся миру,
вдруг станет далек, словно лик печенега,
разрубленный вкось беспощадной секирой.
Развеются чары пленительной ночи;
Солотча, Ока — что ни час — все далече…
И только еще не погасшие очи
При солнечном свете напомнят о встрече.
И все же, не раз просиявши глазами,
чтоб смыть одинокость, схватившись за локоть,
прочтешь, повторяясь, надеясь на память,
весеннего Фета и зимнего Блока.

З1.12.83

* * *

Мне сказали: 'Твой камень — рубин';
знать, платить мне и выпало кровью
за неистовство темных глубин,
взбудораженных новой любовью.
Потому мне и люба заря,
что я пойман в небесные сети,
когда Землю в наследство даря,
мать меня родила на рассвете.
Потому и жалею закат,
когда солнца желток окровавлен;
ибо к свету я шел наугад
и от лунной опеки избавлен.
И под знаком любви и беды
прожил я свои лучшие годы;
и рябин огневые следы
я воспел, как зарницы свободы.
Может быть, я ничтожен и мал;
может, духом нестоек и хрупок…
Дай мне, Боже, твой солнечный лал,
твой карминово-огненный кубок!
Чтоб исполнился главный завет:
мост меж прошлым и вновь предстоящим;
и в конце испытания свет
я верну вместе с огненной чашей.

10.06.83

БАЛЛАДА О СЧАСТЬЕ

Привалило дураку счастье.
Аж не знал он, дурень, что с ним делать.
И давай крошить его на части.
Бестолково. Глупо. Неумело.
Думал он, что счастье безгранично,
что еще не раз оно привалит…